ГРЭФОНАДА
ГЛАВА 1
В самом центре Внутримкада,
Где неся стране урон –
Колосится Грэфонада,
Жил да был один Грэфон.
Из семьи Политбюронов,
Мудрый как Элагабал –
Он сухую ткань законов
В инновации макал.
Превращались буквы в пятна,
И туманились слова –
Это было так занятно,
Что кружилась голова.
И ее мозгокруженье,
В неге царственных утех –
Приводило мир в движенье,
Всех, кто за – и против всех…
Эту суть всего рассказа,
И конечно, ё-моё –
Мне слабо так-вот, с раза
Просто - выразить ее.
Продолжаем, - сказке нашей,
Чтоб ее сложить в рассказ,
Нужно много персонажей
Мной придуманных для вас:
Как пустой чернильный картридж,
Где-то в банке мыкал век –
Программист-фуфло, замкадыш,
Словом – черный человек.
Тупо пялясь в Грэфорэбус,
Под названием закон,
Как замызганный троллейбус
Никуда не ехал он.
Как движенье начинает,
Твердо веря – что готов –
Так Грэфон закон меняет
И АСУ с него слетает,
Будто штанга с проводов.
И хотя Грэфону сладко,
От того что он силен,
Программисту было гадко,
Даже был обижен он.
В той стране, где он родился, -
Уважение к труду, -
Он серьезно приучился
Не считать за ерунду.
Но, когда Политбюронов,
Позабывших ремесло,
Понесло рожать Грэфонов –
То страну разорвало.
И трудясь, как дауншифтер,
(Что по русски значит – гад)
Он за ними много вытер,
Не желая убегать –
За горой еврообъедков,
На престижный грантозвон.
Верность Родине – как сетка.
И в нее попался он.
Отвлекаясь на трюизмы,
Осознаем мы сейчас –
Что гуляш-социализмы,
И абзац-капитализмы,
Не меняют в корне нас.
До последнего субъекта
Отношений и забот,
Если даже хочет некто,
Как не пыжься – не дойдет.
Потому что, кроме мяса,
Мыслей – что не скажешь вслух
Чувств, которых вовсе масса,
В человеке есть и дух.
Слово кажется жеманным,
И напыщенно-пустым.
Непонятным, мутным, странным,
По-плохому непростым.
Чтоб его услышать надо,
Не кривляясь, не шутя,
Отвлекаться от парада,
К высшим смыслам восходя.
Просто наш, косноязычно
Нанаученный народ
Этот дух теперь, привычно –
Идеалами зовет.
Он их держит за разводы
Канцелярского труда,
Чтобы собственной природы
Не постигнуть никогда.
Чтобы древние преданья,
Не могли обжечь стыдом,
Дух был вылущен из знанья,
И отложен на потом.
Но, живя в сердцах народа,
Он не гаснет навсегда.
Потому что есть свобода.
И любовь порой тверда.
Дух напыщенных Грэфонов,
И упертый дух трудяг,
Дух шалающих законов
(Для России главный враг) –
Этот мир мятежных духов,
Где идет своя игра
Описать бы – хоть и глухо,
Но описывать пора.
И не важно – а хотите ль,
Или лучше промолчать,
В нем грядет поработитель,
И о нем пора начать.
Просто очень нелегко нам,
Прибирать гавно законов,
Если тот кто их родил –
Плохо их переварил.
И уже совсем бессилье,
Если названный продукт,
Как из рога изобилья
Топит наш нелегкий труд.
И когда оно у горла,
И на дно не встанешь твердо,
То приходится кричать –
Чтоб бежали выручать.
Сразу кто-нибудь скорее,
За петлю на вашей шее,
Вас причаливает так –
Что не вырвешься никак.
В результате мы не тонем,
И уже почти не стонем,
И молчком плывем туда,
Что и эти господа.
Господа умней Грэфонов,
(Все ж не из Политбюронов,
За которых – как норманн,
В наказанье Вэндор дан).
Это новый дух Примкада,
И о нем поведать надо:
Он вполне благочестив,
Обходителен и льстив.
Поедая вас кусками,
Восхищается он вами,
Как и фермер – что вполне,
Любит собственных свиней.
Он с огромным интересом,
Кореллирует с прогрессом,
Удивительный процесс –
Непохожий на прогресс.
Некто в Африке, когда-то
Променял свои бататы,
Арендуя лимузин,
У каких-то там грузин.
Впрочем, у кого – не важно,
Важно то – что он отважно
Доказал своей стране,
Что она теперь вполне,
Европейская держава,
(Даже лимузины – право),
И теперь ему должна,
Дать бататов до хрена.
А потом еще, и снова,
Ибо он теперь – основа,
Ну а тот, кто их растил -
Есть отсталый гамадрил.
И пошел строгать законы –
Чтобы оные гиббоны,
На остатки от того –
Что не тратят на него.
И грузин еще кормили,
А грузины к ним возили,
(Поднимать авторитет) –
Самый свежий раритет.
Африканцы гнули спины,
А брутальные грузины говорили –
Не возьмешь?
Объяснять вождю пойдешь.
Все вершилось добровольно,
Новшеств стало так довольно,
Что иной бататовод,
Даже рад был, за народ.
Так родилось это братство,
Прогрессивного пиратства,
Образованных мужей,
Что зарежут без ножей.
Получило много веса,
Стало символа прогреса -
Кто и вспомнит то о том,
Что прогресс совсем в другом.
Он решает то, что должно,
А не что впендюрить можно,
Только если нам Грэфон,
Сочинит такой закон,
Что возьмешь – куда деваться, -
Чтоб хоть как-то продержаться,
Из надежды, что дадут,
Делать то – что люди ждут.
Дух любви к родным пенатам,
Нам завещанный когда – то,
Для наследников, друзья –
Как в сугробе колея.
Никакой помпезной ложью,
Не укрыться в бездорожье,
Где мгновенно посвятят,
В арендаторы лопат.
Колея ведь, а не яма –
Почему ж не ехать прямо,
Не блуждая по полям –
На которых столько ям.
Чтобы не напрасно жили,
Те, кто этот путь ложили,
Ведь за это, может быть –
Нужно их благодарить.
Как прийти к такой науке,
Чтобы даже наши внуки,
То, что мы смогли познать,
Продолжали применять.
Мы сейчас без всякой цели,
Рушим прежние модели,
Те, которые должны
Быть богатством всей страны.
Кто, скажите, и когда нам –
Объяснит о наших данных,
Что – же нужно собирать,
Чтоб отчеты получать.
Нету целостной картины –
Есть обрывки паутины,
Где одна и та-же суть
Так размазана, что жуть.
Нас при этом уверяют,
В том, что что-то улучшают
И дают работы нам,
Увеличивая хлам.
Наша бедная наука,
Не способна к внятным звукам.
Может только намекать,
Что могла-б кой-что продать.
Путь прогресса в этой сфере,
Беззастенчиво похерен,
Для грэфоновых свобод,
(Точно так же, как народ).
Нету здания такого,
Чтобы быть могло основой,
Где б любой законосер,
Обретал границы мер.
Где бы было очень сложно,
Все менять неосторожно,
Просто так и ни зачем,
Для надуманных проблем.
Ясных сущностей порханье,
Аттрибутов сочетанье,
На которые закон
Отсылаться обречен.
Все доступно, все открыто,
Есть стандарт, которым смыто,
Бремя рабской суеты.
Ах мечты мои, мечты…
Есть еще мечты другие –
Про процессы типовые,
Чтобы мудрый аксакал,
Нам такой закон давал,
Где б мы видели на схеме,
Изменения в системе,
Расширения ролей,
Гибель прибыли своей.
И конечно же понятно,
Показать могли обратно,
Только он начнет трещать,
Что процент пора снижать...
Попрощаемся с мечтами,
От которых только камень,
И на сердце, и в душе.
Хватит нам соплей уже.
И закончив эту главку,
Отодвинемся к прилавку.
На котором тот свежак,
Что сейчас нас будет жать.
Вижу, что-то там такое,
Про бюро, про кредитное,
Побегу его читать.
Может – встретимся опять.
ГЛАВА 2
Что же может быть на свете,
Хуже формы триста третьей –
Как осмыслить – что курил,
Тот кто это сочинил?
И хоть ясно всем, в натуре,
Что мерзавец дальше курит,
Приближается пора –
Выдать форму на гора.
Помню в давешнее лето,
Принесли на подпись это.
И сказали все, вперед –
Неизбежный август ждет.
Осмотрев набор табличек,
Не увязанных никак,
Я – как учит нас обычай,
Помолясь, сказал – Чудак.
Или может быть чудило
(Мне тогда неясно было,
И признаться по сей день,
Разбираться просто лень).
Ты прости его, Создатель,
Потому что он мечтатель.
Весь мой опыт говорит –
Сам не знает, что творит.
Но воздушных сфер теченье,
Подарило облегченье,
И, жалея божью тварь, -
Срок сместили на январь.
Срочно бросив связь с проектом,
Я мутил с другим объектом.
(Вдруг с че-сто сорок шестой
Начался неравный бой).
Вот и лыжи на пороге,
Под снега ушли дороги,
И открылся календарь
В истерический февраль.
Триста третья рулит снова,
И она уже готова
В ПэТэКа бишь ПэЭсДе,
(А должна бы быть везде).
Вэндор вновь шмальнул на бабки, -
И не дать ему по шапке.
Потому что переход
Нас скорей всего добьет.
Да и что метаться право,
Всюду скурвилися нравы,
Слово стыд уже у всех
Вызывает только смех.
Даже в случае оплаты,
Запоздают результаты
Просто некогда внедрять
То, что нужно проверять.
Словом – время обращенья,
И проекта возрожденья,
Чтоб отчет хотя бы раз
Кое как слепить сейчас.
До свиданья выходные,
И простите мне родные,
Что опять, ядрена мать –
Мне придется подтирать.
Потому что без сомнений,
Для идей – не для людей
Навтыкали изменений,
Как обшивочных гвоздей.
Тут столбец, там столбец, -
Технологии капец
Жмурки начинаются:
Кто сегодня мается?
А поскольку маюсь я –
Хватит о политике.
Просто завтра до буя
Спросят аналитики.
ГЛАВА 3
Где ж вы – древние скрижали,
Где у разума был трон?
Где законы выражали,
Память дедовских времен.
Люди сеяли, пахали,
Возводили города,
А законы постигали,
В детстве – раз и навсегда.
А теперь, как тараканы,
Из напыщенных голов,
Вылетают иннованы, –
Недомысли в форме слов.
Чуть цепляясь за бумагу,
Через факсы, принтера,
Начинают киснуть в брагу –
И уже менять пора.
Не испить холодной влаги,
Отрезвляющей вполне.
Даже, прямо на бумаге –
Изменяются оне.
Детство кончится ль когда-то?
Неужель теперь всегда,
Будет воля депутата
Возвращать нас в те года.
Где потели и робели –
Сделав первые шаги.
И профессий не имели, -
Только руки да мозги.
Жизнь и дальше ль сказкой будет,
Той – где белочка кричит,
Зайцу так, как будто судит:
“Ты подпрыгни! Подскочи!”
Белка зайчика достала, -
А приходится терпеть –
И волков кругом немало,
И капканы, и медведь.
Зайчик скачет, зайчик плачет,
Волк несется по пятам.
Цокот белки волку значит, -
Вероятно зайчик там.
Снег скрыпит, и машут ноги –
Нужно думать по дороге,
Значит – думаем о том,
До чего еще дойдем.
Есть конкретнейшая тема
Под названием система,
Я слыхал от знатоков
У нее ресурс таков,
Что нельзя оставшись цельной
Быть еще и беспредельной
И всегда грядет пора –
Где ошибок мишура
Так раздрючит все порядки,
Что начнуться беспорядки.
Много лет мы это знали,
И структурность создавали,
Понимая, что она -
В управлении нужна.
Но, пришел Оптимизилец, -
Показателей кормилец,
Он сказал - что все пора
Зафигачить в два ведра
Будь в одном ведре работа,
А в другом иное что-то
Из которого весь свет
Извлечет любой ответ
Об участии народа
В содержании дохода
Государевой казны
Чтобы видеть - Что должны?
В общем, вместо разделения
Взяли курс на удвоение
И родилось чудо дикое,
И бессмысленно великое:
Госплатеж
Ищите –
Слопаю.
Государство
Мыслит
Попою.
Ну и кто теперь расскажет нам
На хрена же, на хрена же на, -
Эти подвиги былинные,
Трудодни эти целинные.
Ладно, если б возрождение,
Хоть бы было утешение,
А ведь все для чьей-то глупости
Вод ведь мм – Господи Прости!
ГЛАВА 4
Стаи финансов текут в обороты,
Неудержимо меняя счета.
Полупроводки – отдельные ноты,
Музыка века – строга и проста.
Сколько там сущностей – кто это знает?
Кто их постигнет в такой суете.
Кто аттрибуты их пересчитает.
Музыка внятна – а звуки не те.
Внятную стройность сбивают канканы,
Новых – совсем непродуманных дел.
Прут инноваторы, как тараканы,
Музыка льется – а звуки не те.
Как же заставить их остановится,
Встать по давно отведенным местам,
Вслушаться, вдуматься и насладится –
Звуком, в котором поет простота.
Как их заставить составить октавы,
Выделить ноты – познав звукоряд,
Музыка века такая простая,
Как их заставить почувствовать такт?
Каждую сущность понять и осмыслить,
И аккуратно нормализовать,
Как побудить их ленивые мысли,
Из беспорядка закон создавать.
Как изменить их тупое теченье,
Маниакально способное лишь,
Жаждать корзины плохого печенья,
Той – о которой мечтает Плохиш.
Музыка века – любимое бремя,
Как же ты долго терзаешь меня.
В наше поганое, дикое время,
Как кандалы в лихорадке звеня.
Как далеко ты ушла от науки,
В малопонятных, нерусских словах,
Душат тебя неумелые руки.
Как оказалась ты в этих руках?
Как оперить их вареные крылья?
Как воспарить их к причинам вещей?
Музыку века – щипцами завили.
В полуподобье болонки своей.
Втиснули в тлен суицидной модели,
Созданной чтобы врагов ублажать.
Ах финансисты – как вы похренели,
Как разучились себя уважать.
Очень обидно, что даже не странно –
Видеть что место Отчизны на дне.
Топят Россию дожди Пиндостана,
Воли, ее воскрешающей – нет.
В адском потоке соплей и обманов,
И людоедских ужимок горилл,
Музыка века – ты очень нужна нам,
Кто бы и что бы там ни говорил.
Ты основание нашей системы,
Кровь экономики – общая связь
Как же добиться, чтоб главные темы,
Вновь зазвучали – в тебе воплотясь.
Чтоб твои сущности, внятно и просто,
Выстроить в линию строгих таблиц.
Чтоб им придать полномочия ГОСТА –
Библии уполномоченных лиц.
Чтоб передать его в умные руки,
И никогда не менять просто так.
Чтобы сложились основы науки,
Там – где бессмыслица и суета.
Как окрылить тебя, музыка века,
Как пробудившись настроиться нам.
Так, чтобы труд создавал человека,
А не услужливо выжатый хлам.
ГЛАВА 5
Как в любой житейской теме,
Задающей жизни ход,
В нашей банковской системе –
По порядку все идет.
Из людей, которым мало
Быть приставкой к должностям,
Выделяются сначала –
Те, кто лямки тянет сам.
Выделяются, и скоро
Мерно капая в мозги,
В форме местного фальклора –
Прицепляются к другим.
И, слагаются решенья
Тех задач в каких нужда,
Возникают отношенья –
Разделение труда.
Нужно очень постараться,
Чтоб постигнув их пути,
Тоже в теме оказаться –
И порядок навести.
Но, пройдя контроль системы
В непрерывной смене лет,
Их сугубые поэмы –
Обличаются во свет.
Воплощаются, в свободный
Дух, который всех ведет.
Нет его – и мы негодный,
У кормушки сбитый скот.
Никакого оправданья
Тем кто грезя правотой,
Разрушает эти зданья –
С идиотской простотой.
Пыжась новые построить,
Силой мертвого ума,
Неспособного усвоить –
Что не нужно бы ломать.
Ничего с нуля не проще,
Там – где нужно из людей,
Сочетать, почти наощупь
Воплощенье их идей.
Но ломают и ломают –
Ныне, присно и всегда.
И совсем не понимают –
Что же это за беда.
ГЛАВА 6
В управленческой науке,
Проработано вполе,
Что же делать, если брюки –
Стали редкостью в стране?
Тут, не опуская руки,
Нужно крыжить ресурсЫ,
И считать, как будто брюки,
И колготки, и трусы.
И тогда – назло пиндОсам,
Гордо скажет вся страна:
“Брюки? Да не под вопросом!
Брюков просто до хрена.”
Или скажем так, приятель –
Оптимизма не дает
Очень важный показатель –
От порога до ворот.
И тогда совсем не драма –
Разрешай сии дела.
И считай размеры прямо –
От ворот и до стола.
ШирваншУхерничать просто
(Лгун не может быть в гавне),
Если нету власти ГОСТа –
В обдичавшейся стране.
Вот и банковские будни,
С их былою простотой,
Замутили эти блудни –
Непонятно, блин во что.
Как из вод коварной Леты,
Из инструкций опыт пьем
И отчеты, как поэты,
Сплошь из мнений создаем.
Дальше счета и проводки –
Нет конкретных карт и схем.
(Путь неблизкий-некороткий,
Никуда и ни зачем.)
Погружая в паутину,
Даже тень былых свобод,
Каждый истины картину,
Из своей АСУ берет.
А уж взял – терпеть обязан,
Опыт прошлых опердней,
Там в такой модели связан,
Что не выгрузишь вовне.
Что бы в глянцах не трындели,
Об успешных внедрежах,
В жизни все на самом деле,
Вроде пляски на ножах.
Смута общего незнанья,
Труд ручной, клиентов вой,
Вэндор – это наказанье,
Но больней менять его.
И уж если в нашем деле,
Стало столько наглых звезд,
Если нравы похренели,
Значит очень нужен ГОСТ.
Только вряд –ли он родится,
Если нету ни фига
Сил способных ухитриться
Дать Грэфонам по рукам.
Их блудливых иннованов,
Разум вряд ли соберет,
Ведь нельзя из тараканов
Сделать праздничный компот.
Ах любовь моя, Россия
Соберешься ли когда,
Из шнырькового бессилья,
В радость мирного труда?
ГЛАВА 7
Народ полгода ожидал –
Когда же в замке будет бал?
Чтоб елось и пилось –
И вот оно – сбылось.
Пророчат Золушке облом,
Ее не ждут за тем столом,
Приняв смиренный вид –
Она в ответ молчит.
Молчит, и избегая ссор,
Спешит одеть своих сестер,
И даже вызвала такси –
Хотя никто и не просил –
Короче ясно на все сто:
Чего-то тут не то.
Какой-то замысел у ней,
Она втихую ждет гостей.
Хотя – кого прельстит,
Замызганный прикид?
А вдруг, хотя на ней и рвань –
Кого-то соблазнила дрянь,
И надо загрузить –
Чтоб дважды обломить.
И вот им чуйка говорит:
“Загрузим формой триста три!
И крестная её,
Не сдюжит ё-моё”.
А ну звезда, иди сюда,
Короче сделаешь вот так –
Отчет смастырил программист,
А ты возьми и распишись,
Проверив перед тем –
А нет ли в нем проблем?
С хорьками мачеха ушла,
И сразу фея – вот дела!
Подкинула прикид –
Царевич заторчит.
Она за руль и по газам,
По буеракам и леса,
Прошел какой – то миг -
Уж на ступени прыг.
Стучит по плитам каблучек,
Царевич млеет – как торчок,
Но прерывая сон
Трезвонит телефон.
Она глазами в монитор,
А голос феи – как укор:
“Я тут схожу с ума!
Иди – и крыж сама!”
И сбросив туфли, босиком,
Она назад почти бегом:
“Абзац! Уже пришло
Отчетное число.”
А принц, как будто он валет,
Трусцой рванул за нею вслед,
Хотя и не догнал –
Но после отыскал.
У Принца с Золушкой - ништяк,
Но это временный косяк,
Ведь форма триста три
Сжигает изнутри.
ГЛАВА 8
Ах вы годы фараонов –
Доевклидова пора.
Ни теорий, ни законов,
А зубрежки до хера.
Очень-очень мало значил
Метод – мысли властелин.
Вот задача. Вот задача.
Обобщенья? Нету, блин.
Греки всех потом обучат,
Неге сладких аксиом.
Греки – к логике приучат,
Размышленьям обо всем.
Гармоничный хор законов,
Чаловечество пленит.
Но – придет пора Грэфонов.
Жажда новых пирамид.
И пойдут такие штуки,
Что невольно скажешь:
“Да! Эти люди о науке,
Не слыхали никогда.
Как ловки они, и прытки,
Беспорядочно менять,
Игнорируя попытки
Все потом объединять.”
Понимания приходят
Там, где сущности любой,
В размышлениях находят
Образ ясный и простой.
Так, чтоб каждым аттрибутом,
Этот смысл наполнять.
Если это есть – то круто.
Если нет – ядрена мать.
Но едва могу мечтать я,
О несбывшемся, о том,
Как исходные понятья,
Сложат всем нам общий дом.
Будет он – понятный, честный,
Обозрим со всех сторон.
И заменит – мутный, пресный,
Грэфонадный кокофон.
Может быть, определившись –
Что есть вклад, и что кредит,
Как живой воды напившись,
Разум смуту победит.
И найдет пути такие,
Что и в грезах не видны.
Для Отчизны, для России.
Заблудившейся страны.
ГЛАВА 9
В одном из очень древних царств,
Жило два брата-близнеца –
Один был Имярек,
Другой почти-что грек.
Второй любил иметь закон,
Поскольку был юристом он.
А первый полагал,
Что он закон познал.
Прошли однажды детства дни,
И стали царствовать они.
И первый, и второй –
Вдвоем одной страной.
Был у обоих пункт один:
Закон порядок утвердит,
Лаская и казня,
А знания – херня.
И очень скоро царский дом,
Из государства стал судом:
Иди и докажи –
Что ты способен жить.
И весь отчетный карнавал,
Служить одной задаче стал –
Блудливо доказать,
Способность выживать.
Чем дальше в лес, тем больше дров –
Все стало до того хитро –
Сермяжный смысл бумаг,
Не вычислишь никак.
Куда как чуден белый свет,
В науке больше пользы нет,
Вдруг стало всем милей,
Жевание соплей.
Суду не истина нужна,
Там состязательность важна,
Там прав Хитро Жопей,
Хотя он и злодей.
И уж совсем беда тогда,
Когда царит формат суда,
За гранью склочных дел.
А вообще – везде.
Любой отчет в себе несет
Поганый, тухлый дух свобод,
От совести и чести,
С порядочностью вместе.
Итог реформы был простой –
У них настал такой застой,
Что все что ели-пили,
Из дальних стран возили.
И брат, который Полугрек,
Сказал тому – что Имярек:
“Давай дадим просраться,
На тему инноваций.”
И вот уже летит указ:
“Оттаргетировать сей час,
Без всякого сомненья,
Любые измененья.”
И сей же миг Хитро Жопей,
Привнес букет таких идей,
Где все сводилось к Нано –
Что в общем-то не странно.
Имело это Нано вес,
Такой же, как и Космос весь,
И Оборонка тоже.
И брат, который Имярек,
Сказал тому что Полугрек:
“Достала эта Рожа!”
Но младший брат имел закон,
Поскольку был юристом он –
Имел, куда попало.
И он сказал: “Заткнись братан!
Ты здесь не рулишь ни черта.
Закрой свое хлебало!”
Тут не хватало слова Нет,
И был призведен ответ –
Старинным канделябром,
По холке и по жабрам.
Потом в эфире – “Ля-ля-ля”
И “Плачет русская земля”,
И очень грустно Швабрам.
Потом со всех концов земли,
К царю ученых привели,
И началась работа –
Без дури и до пота.
И как бы ни был путь не прост,
Был во главу поставлен ГОСТ,
А не солидный кто-то.
И, кстати, я там тоже был,
Хотя совсем не много пил –
Но спал довольно крепко.
И был счастливым этот сон,
И понимал я то, что он
С моих фантазий слепка.
ГЛАВА 10
Один случайный человек,
Прослывший простецом,
Умел смотреть из века в век –
Истории в лицо.
Он часто видел, как халдей
Приносит в храм своих детей,
Чтоб тем что умерли они –
Его продлились дни.
Он был случайный человек,
Считался простецом,
И лишь смотрел из века в век –
Истории в лицо,
Как тот спартанский генерал,
Что у Перикла взятки брал,
Учил что сила Спарты в том –
Что не богат никто.
Он был случайный человек,
Хотя имел лицо.
И он смотрел из века в век,
Считаясь простецом.
Как воля демоса, легко
Обыкновенным черепком,
Все отнимала у того,
Кто спас Афины и его,
Чтоб всем им стало хорошо.
И больше, и ишшо.
А он глядел, глядел, глядел
И видел – как бегут от дел,
Все те – кто некогда могли,
Сражаться, строить корабли,
И выходить из нищеты,
Где только скалы и кусты,
И строить города.
Куда ж они? Куда?
И за рядами их руин,
Он видел – как народ один,
Который в прошлом – о-го-го,
Не меньше огорчал его,
Когда всю жизнь к тому сводил –
Когда ж он взятки победит?
Совсем не думая о том,
Что время разрушает дом,
И ловлей мелких гавнюков
Не возродить его основ.
И хоть трещало все по швам,
Как Фемистокл – по кораблям,
Он грезил истинной тоской,
И ждал – когда придет герой,
Который все-таки поймет,
Что вечный суд страну убьет,
И с ним придет такая власть,
Чтоб лямка и ему нашлась.
Но, как случайный человек,
Он все смотрел из века в век,
А лямка что при нем была –
Его сама собой вела,
В давно заброшенный придел,
Где не осталось важных дел.
ГЛАВА 11
Один чудак, в одной стране
Решил построить дом.
И обзавелся он вполне
Приличным молотком.
И только было – но тотчас –
Грэфоны выдали указ:
– Чтоб вес такого молотка,
Был ровно двести грамм!
Он понял –масса велика,
Ведь было триста там,
И бодро, не жалея сил,
Сто грамм напильником спилил.
И только было – но тотчас –
Грэфоны выдали указ:
О том, что ручка молотка
Должна быть ровно фут!
Опять не вышло ни фига –
Гораздо меньше тут.
И он, с волшебным словом ять,
Весь день мастырил рукоять.
И только было – но тотчас –
Грэфоны выдали указ:
Что инновации велят,
Чтоб весил двести пятьдесят.
И он, осатанев вконец,
Весь день напаивал свинец.
И только было – но тотчас –
Грэфоны выдали указ:
Чтоб ручку молотку тому,
Раскрасили под хохлому –
Тогда понятно будет всем,
У наших геев – нет проблем!
Он рисовал, и удлинял,
Он красил – и вообще менял –
Чтоб убедить грэфоний рой,
Что он строитель неплохой,
Но соблюдая их закон –
Уже давно не строил он.
А жизнь текла потоком лет,
А дома не было – и нет,
А есть бездомная страна –
И в ней законов дохрена.
…
Когда уймут грэфоний рой –
Чума, холера, язва в жопе –
Мы снова будем строить свой,
Не арендованый в Европе,
Вполне достойный жизни дом –
И станем жить своим трудом.
ГЛАВА 12
Над выскребанием сусЕк,
Работает народ.
Свои амбары человек –
Метет, метет, метет.
Воспроизводство колобков
Дается очень нелегко,
А нужен их прирост –
Чтоб обеспечить рост.
Но поголовье не растет,
И вот – пора менять учет,
Чтоб эффективный менеджмент
Был крепок, как цемент.
Пора усиливать контроль,
И издает указ король,
Чтобы любой колобковед,
Считал количество бесед,
Поскольку смысл процесса тот –
Что колобок поет.
Но, с персонажами облом –
Оптимизация кругом,
Теперь гуляют по лесам
Лишь заяц и лиса.
И вот, другой указ готов –
Мы все решим подсчетом слов,
Новаторством своим –
Отчизну возродим.
Естествовать мозги гусей,
Да и свои – умеют все,
И даже дед – что жрать хотел,
Забыл – что он три дня не ел,
А лишь внимал потоку цифр,
Как будто понимал их шифр,
И тем был счастлив он вполне –
Что шестизначные оне,
И верил в то, что он –
Теперь не обречен.
А колобок “Гарант” читал –
И этим кризис побеждал,
И заяц, получив оклад,
Был этим звукам очень рад,
Не видя, что лиса легко
Чифанит прочих колобков,
Поскольку и один вполне
Дал показателей стране,
И даже втихаря
Вывозит за моря.
Не скажет ни один гонец,
Когда им всем придет конец.
Но сказке он пришел –
И это хорошо.
ГЛАВА 13
Где-то в царстве теней,
Или около этого царства –
Где за давностью дней,
Непрерывно сгущается мгла.
Где живут как во сне,
И не знают забот и мытарства,
Вдруг увиделись мне –
Позабытые мною дела.
Там какой-то старик,
Проживал с офигенною бабой,
И конечно привык –
Что ему обеспечен почет.
Непростой на язык,
Пел он песню о курочке рябой,
Предрекая тот миг –
Где поставят ее на учет.
И забвенье пройдет,
Потому что наступит признанье,
И воспрянет народ –
Наконец, глубоко осознав:
Кто им яйца снесет,
Воплотив вековое желанье,
Кто их вечный оплот …
И ему подпевала жена.
Ах как пели они,
И как мало при этом имели.
Ах, как падали ниц,
Золотых ожидая яиц.
Но тянулися дни,
Где супруги яичницы ели,
И все больше добрели –
Теряя величие лиц.
Но однажды весною,
Внезапно сложились знаменья,
Ибо ангел-хранитель –
Который их сердце питал.
Вещим взором увидел,
Инфляцию их вдохновенья,
И явилось яйцо –
Претворенное духом в металл.
- Ах, какая пора!
Боже! Боже! Какая победа!
Воплощенье сплетения дней
В непрерывности лет…
- Но привычка стара,
Приближается время обеда,
Значит следует мне –
Приготовить привычный омлет.
Ах как били они,
Как жестоко и яростно били,
Ничего не разбив,
Только руки и ноги отбив.
Словно мстили за дни,
Где страдали они и любили,
И себе изменили,
Внезапно себя изменив.
Тот торжественный день,
Где Господь даровал им победу,
Где сугубая мера –
Свершенье свое обрела,
Омрачил будто тень,
Истерический плачь по обеду.
А Надежда и Вера –
С Любовью из сердца ушла.
Все мы знаем давно,
Что их Ряба потом успокоит,
И на несколько лет –
Обеспечит устроенный быт.
А омлет – как вино,
На забвенье их сердце настроит,
Ибо радостей нет –
У того, кто до глупости сыт.
ГЛАВА 14
В одной распаханной земле,
Стояла МазыйнЕ КелЕй,
Которую мы прозой,
Всегда зовем березой.
И кучерявилась она,
Как голова у Ленина,
Когда в Поволжье – маленький,
Еще носил он валенки.
Тут публика понять должна,
Что кучерявилась она –
Затем что ветка у нее,
Ломалась редко. Ё-моё!
Прошли былые времена,
И не осталось ни хрена,
От тайной ложи Мрачных Жриц,
Взращенных все-же из девиц,
Которые держали Род –
Пока не обнаглел народ,
И замутив патриархат,
Принялся плугами пахать.
И вот, одна ля-ля-ля-лять –
Решила ветки обломать,
Чтоб славу бабок воскресить,
В помоях мужа утопить,
А молодому жениху –
Из осетров варить уху.
И вот, как только знак был дан,
Народ собрался на майдан,
Чтоб громко высказаться: - Вот!
Вернулись времена свобод!
А заводилою у них
Был – Кто б вы думали? – Жених!
Хотя, сказать начистоту,
И старый муж – был тоже тут.
И также громко глотку драл,
Хотя и сам себя кидал.
Но, мы то знаем – что глупец –
Всегда найдет себе капец.
И силой их рабочих рук,
Был в цепи перекован плуг,
И все вошли во времена –
Где одичавшая страна,
Опять вернулась к власти жриц –
Хотя уже не из девиц,
Поскольку им Жопей сказал,
Что он давно не натурал.
ГЛАВА 15
Дан Олдервуменше приказ:
“Служить стране своей,
И обеспечить сей же час,
Устойчивость гусей.
У нас такая тема дня –
Гусей придется укрупнять,
И если рухнет хоть один –
Бардюры повредит.
Давно понятно, и вполне,
Что хватит двух гусей стране.
И то понятно, вашу мать,
Что двум гусям на все насрать…
Ну, в общем – нужно сделать так,
Чтоб было все ништяк.”
И вот, на птичниках страны –
Два гуся съели остальных,
И стали здоровей –
В окружности своей.
Раздулся зад, утихла прыть,
И как-то надо лапки мыть.
А как их отмывать,
Чтоб было не видать?
И серый белому сказал:
“Ты бестолковостью достал,
Под тушею такой –
Что хочешь, то и мой.
Чего ты плачешь-то, дурак
Что мол не спрятаться никак?
Тебя ж не обойти,
За десять лет пути.
Да с Олдервуменшей такой,
Вовеки не услышишь – Ой!
И делай все что хошь –
Уже не пропадешь.
И белый отвечал: “Ну да?
И фиг ли кланяться тогда?”
А кланяться, баран –
Не нужно ни хера.
ГЛАВА 16
Увы! Любовь конечно зла,
И выбора в ней нет.
Любила бабушка козла,
Без мыслей о цене.
А он смекнув, что на рывок –
Легко уйти от бабки мог –
Ее пока терпел,
И ежедневно ел.
Но вот, Козляндия поет
Торжественный фанфар.
Она скликает свой народ,
Как психов санитар:
“Идите милые сюда!
А я вам всем конфетку дам!”
Козленок в этот лес,
Наслушавшись – полез.
Хоть по козляцки говорить,
Он вовсе не умел.
Хоть не приучен был козлить,
Он был бесстыдно смел.
И вот, женившись на козе,
Он быстро начал жить как все –
Пособьем на козлят,
Которому был рад.
Ну а фанфар звучал, звучал –
Сулением конфет.
И скоро он волков созвал,
На праздничный обед.
У них простое ремесло –
Везде ловить и есть козлов,
И хоть копыта и рога,
Они не съели ни фига –
От остального то всего,
И не осталось ничего.
ГЛАВА 17
МЫСЛИ РИМСКОГО БОГА
Я недвижимый стою на пьедестале –
В чью-то статую впендюрили наверно.
Эти рыночные голуби достали,
Прямо на голову гадят, это скверно.
На дверях Сената новые законы –
Будут снова переделывать таблицы,
И опять получат премии грэфоны –
Паразиты разрушения традиций.
А ко мне придут унылые трудяги –
Жечь колбасы и различные печенья.
Будут тыкать в непонятные бумаги,
И просить меня – о даре вразумленья.
Но могущество окажется бессильно –
Перед горечью наивных слез и стонов,
Потому что даже богу непосильно,
Толковать законодательство грэфонов.
Я стою – великий город умирает,
От смертельного потока инноваций,
А за Рейном ветер в тучи собирает,
Негрэфоненные орды оборванцев.
ГЛАВА 18
На свежесозданной земле,
Безвидной и пустой,
Стояло некогда шале –
Не дача, а отстой.
Какой там нафиг интернет?
И телевидения нет,
Хотя вокруг паслись стада,
И колосились нивы – Да,
И было просто и легко,
Купить парное молоко,
Не из китайских порошков,
А прямо из коров.
Для не врубившихся – ликбез,
Там срочно нужен был прогресс,
Поскольку скучно, господа
На этом свете – Да.
Хозяйка земляной норы,
Известная как Мышь,
Решила эту тему грызть,
Не насмехайся, слышь!
Она хоть серою была,
Но демократкою слыла,
И не любила коммуняк
Ну, в общем – дело было так:
Она решила, что шале
Дает надежду всей земле,
Поскольку названо оно
Уж больно мудрено.
И чтоб никто сказать не мог,
Что это просто теремок,
Она загрызла всех коров,
В пределах ста шагов.
А чтоб неграмотный народ,
Там не устроил огород,
Решила усмирить его
Соединившись с ВТО.
И приняла такой лимит,
С каким лопата не стоит,
На то, чтоб землю ковырять,
И что-то в ней сажать.
Потом Лягушка – журналист,
А также либерал,
Хотя и в прошлом коммунист,
С Болотной прискакал.
И начал заливать в фейсбук
Довавилонскую губу,
Ту, на которой мир лабал,
Пока Господь не замешал,
Многообразье языков,
С которым стало нелегко,
В связи с развитием ума,
Друг друга людям понимать.
Ну а губа – язык молвы,
И создан не для головы.
Он для того, чтоб указать
Чего нести, и как мешать.
Он для того, чтоб –Почему?
Не помешало никому,
И башня строилась, росла
Такие вот дела.
За ними Зайчик – попрыгун,
И тоже демократ,
Когда-то в прошлом – мелкий лгун,
Хотя, ну знаете, был юн
И злы кондуктора.
Пришел прыгучестью своей
Позорить мерзких москалей,
И бойко прыгал. И притом –
Что сам был москалем.
Лисичка – верная сестра,
Тому кто просто – Старший Брат,
Пришла весельем их будить,
Короче – веселить.
Зеленых денег принесла,
И хоть не все им отдала,
Но шутка очень удалась,
И все смеялись всласть.
На смех приплелся Серый Волк,
И показал Зубамищелк,
При этом ясно намекнув,
Что зубы все-таки не клюв.
Все поняли, и потому
Решили отстегнуть ему.
Да мало–ли, что будет там,
Авось сгодится на майдан.
Все закрутилось – жизнь пошла!
Великие дела!
С такими очень сладко жить,
Не тужится, и не тужить,
Но дело обломилось, ведь
Приплелся и Медведь…
ГЛАВА 19
Седой российский фишимен,
Отправился на пруд.
С собою взял мешок, безмен
И прочий аттрибут.
Подъехал к проруби и вот
Его уже кассирша ждет
- Чего ж вам предложить,
Чтоб в сумку положить?
Вот – овердрафт на полчаса,
Вам полагается лиса.
- Ого – смекнул старик, -
Для бабы воротник.
Пока рыбак домой спешил,
Уже начались платежи.
И безналичкой, из саней –
Улов ушел за пару дней.
И бедный дед не понимал,
Ну кто и как его снимал,
По рыбке да по рыбке,
И плакал об ошибке.
Раз креатив по платежам
Такой, чтоб не понять ежам,
А власть безвольна обобщать,
Внедрять стандарты, укрощать
Чтоб не был текст договоров,
Комплектом пудры для мозгов,
Кассирши возле прорубей –
Найдут – наивных, как детей.
И просвещенье, никогда
Не защитит их, господа.
ГЛАВА 20
Один масон, любимец муз,
Вступил однажды в профсоюз.
Затем, чтоб право получить –
Легально кирпичи ложить.
И в плен к барыге нанялся,
Построить дом для карася.
Поскольку, как известно нам,
Нужна жилплощадь карасям.
На случай, если пруд –
Куда-нибудь сопрут.
Масон пахал, пахал, пахал, -
Тут срок инспекции настал,
В которой – профсоюзный босс –
Такое профсужденье внес:
“Барыга твой – не креатив!
Ты не туда вложил актив!
Он кажется тебя, вот-вот –
С оплатой бортанет.
А ты, пока пахал – нажил,
По коммуналке платежи.
И, не дай бог, помрешь –
Так тоже бортанешь.
Ты мне на карточку залей,
Примерно столько-же рублей.
Чтоб, при любых делах –
Гарантия была.
А как расплатишься, тогда –
Обратно их получишь, да.
А что ты будешь жрать, -
На это мне плевать.”
Масон пытался возразить:
“Барыга может заплатить!
Все нормативы тут!
За что же, в нищету?!”
Но, профсужденье, для того –
Чтоб не доказывать его,
А предъявить, таким –
Кто как-то не с руки.
А эта самая рука,
Хоть и не видима пока,
Легко ведет за нос –
В страну волшебных грез.
ГЛАВА 21
В одной замызганной стране,
Где жили наши и ОНЕ –
Случилось так, что короли –
Совсем никчемные пошли.
Видать испортили и тут –
ОНЕцкой крови чистоту.
И с принцематками кругом,
Не просто дефицит – облом.
Однажды, при дворе у них,
Случился вроде как жених.
По всем замерам на башке –
Довольно чистокровный шкет.
Способен расу возродить!
Хотя, смотря на ком женить.
Но, если телку подобрать –
Придет величие опять.
И враз ОНЕцкое TV,
Устроило рекламный визг.
Чтоб всем ОНЕнкам за версту,
Проверить расы чистоту.
А средством обличенья рас,
Был выбран дедовский матрас.
Причем, конечно – не один,
А с добавлением перин.
Довольно чистых, и без блох.
А также вызревший горох,
В таком единственном числе –
Как только можно на земле.
Была методика проста:
Усесться, посчитать до ста,
И рассказать о том – о сем,
Кого едим, куда живем,
Чего желаем – и вообще –
О куче всяческих вещей.
Итог тестированья плох –
Никто не чувствует горох.
Несут рутину мнений,
Из школьных сочинений.
И видно, все к тому идет,
Что род ОНЕцкий пропадет.
Но, шефы пригласили –
Принцессу Сакашвили.
Хоть в смысле расовом она,
Не подходила ни хрена,
Зато способная была
На чистокровные дела.
А наших не любила так –
Нельзя не пригласить никак.
Ведь посреди плюющих в нас,
Уж точно нету низших рас.
Переступив через порог,
Она уселась на горох –
И сразу начала гундеть,
Как тяжело на нем сидеть.
Еще бы! Рас менталитет,
Она учила много лет,
И прочитала – не соврать –
Страниц примерно двадцать пять.
Конечно тут, само собой –
Дало тестированье сбой.
И был породистый жених
Не предназначен для таких.
Но удалой ОНЕцкий двор,
Ее поставил всем в укор,
Как высочайший образец.
На этом, сказке-то – конец.
ГЛАВА 22
Мамаше с папенькой с утра,
На презентацию пора,
Поскольку шоппинг-марафон
Им нужен, как здоровый сон.
Они садятся на конька,
И детям говорят: “Пока!
Аленка, будешь нянькой.
Сиди, следи за Ванькой”.
Пока несет родителЕй
В бега от собственных детей,
Аленке тоже как-то влом –
Сиденье с мелким пацаном.
“А как же блог? Ведь там вот-вот,
И нафиг рейтинг упадет.”
Она бегом спешит туда,
Где ей не скучно никогда.
Дается личной жизни ход,
А Ванька, как трава растет.
Покуда в меру сил и лет
Ласкает собственный планшет,
Что вместо бабок и дедов
Всегда служить семье готов.
А в нем, по траффику сетей,
Летают стаи лебедей.
Они, дух времени таков –
Напоминают голубков.
Но тырят брошенных детей,
Похлеще сказочных гусей.
Ребенок быстро углупел –
Никто и охнуть не успел.
Недвижный, словно табурет,
Угрюмо тычется в планшет.
И, с отупленьем на лице –
Стреляет в призрачную цель.
С детьми такого и Яга
Не сможет сделать ни фига.
Растерзан дух, и силы нет
Чтобы покинуть интернет –
Поскольку воля только в том,
Какого духа мы живем.
А воли хочется опять,
Но самому не убежать.
И тут, Аленушка как раз –
Со всеми в хлам пересралась,
И перешла в формат реал,
В котором брат отсутствовал.
И чтобы в нем одной не жить,
Его решила затащить
Туда, где Матрица никак
Уже не приберет к рукам.
Они вдвоем бегут-летят,
А в душах лебеди шипят.
Те, что под видом голубков,
Там угнездились так легко.
И в их шипении звучит:
“А может аська не молчит…
А может в форуме, нет-нет –
Придет какой-нибудь ответ…”
И вдруг, имея стремный вид,
На клумбе яблонька стоит.
А на макушке у неё –
С десяток яблок, ё-моё –
И нету кнопки, чтоб нажать –
И эти яблоки сорвать.
Пока об этом думал шкет –
Затихли лебеди в башке.
И он, ну принц персидский как,
Решил достать их – в два прыжка.
Ну а когда не удалось,
В мальчишке разбудилась злость.
И уже всяких трюков без,
До этих яблок он долез.
И наслаждаясь тишиной,
В башке – поплелся за сестрой.
Но, через таймов тридцать-пять –
Проснулись лебеди опять.
И зашипели так, что жуть:
“Пора включить чего-нибудь.”
Пацан совсем уж было сник.
Вдруг – прямо на пути у них,
Не то что печка, так – мангал.
Его никто не зажигал,
И он смотрелся без понтов –
Как безответная любовь.
Забитый дух заводит речь:
“Неплохо было бы зажечь!
Чтоб хоть немного, хоть чуть-чуть
Поганых лебедей затунуть.”
Зажженье далось не легко.
По спичкам – восемь коробков.
Но таймов через сорок пять,
Огонь решился воспылать.
И после воспылал как печь,
Затем чтоб яблоки испечь.
И наступила благодать,
Когда шипенья не слыхать.
И вечер тек, и тек, и тек…
Как щедрый дар молочных рек.
И каждый, глядя на огонь –
Тянул озябшую ладонь.
И оба верили – вот-вот,
Свобода – навсегда придет.
ГЛАВА 23
Один довольно хитрый змей,
По прозвищу – Чудной Еврей,
Взялся инспекцией своей –
Кошмарить бедных москалей.
Заметим сразу мы, что он –
Отнюдь не представлял Сион.
А просто – злые языки,
Да журналисты-дураки.
Как нам известно из молвы,
Тот змей имел три головы,
Но, по посредству длинных шей –
Скрывалось это от людей.
Был у одною строгий взор.
А также имя – Ревизор.
Она совала длинный нос,
Туда – где денежный понос,
И по анализам всегда
Могла достаток угадать.
Вторая голова жила,
Под кличкой – Отожмидела,
Хоть, верно, имя Рейдер ей
И подошло б куда точней.
Но мы то знаем, этот змей
Был абсолютно не еврей.
А это значит – так друзья,
Его нам называть нельзя.
А в третьей был сплошной кураж,
Она звалася – Арбитраж,
И, для единства живота,
Жевала общие места.
В стране как-раз случилось так,
Что не осталось Кожемяк,
Поскольку шкурные дела –
В подарок Турция взяла.
Ну а Добрыня в сказках тут,
Не богатырь – а чистый шут,
И змей ему, уж как-то так,
Уже не ворог – а кунак.
И этот полный беспросвет,
Нам разрушает весь сюжет…
Придется сказку отложить,
Затем – чтоб как-то дальше жить,
И больше не позорить тут,
Вполне законный институт.
ГЛАВА 24
Однажды много лет назад,
Жила команда поросят.
Они, когда не срались,
То братьями считались.
Один, по имени Ниф-Ниф,
Был бестолково суетлив.
И очень сало уважал –
Как настоящий либерал.
Второй, по имени Нуф-Нуф,
Имел не щелкающий клюв.
Которым он, в кругу друзей,
Не щелкал лучше чем еврей.
А третий был такой Наф-Наф,
Который не имеет прав,
А будет спорить все равно,
Хотя и самому смешно.
Уж больно верил он, что честь
Еще пока и правда есть,
И от того – куда ни шел,
Повсюду портил весь прикол.
Минула летняя пора,
И в лужах лед хрустит с утра.
А это значит, что вот-вот,
Голодный волк уже придет.
И нужно строить новый дом,
А то назначат шашлыком,
И интегрируют туда –
Где каждый принятый – еда.
По ветру нос держал Ниф-Ниф,
Как и любой – кто суетлив.
И быстро начал строить дом:
Солому гладил утюгом,
И плел ее в такой гламур,
Который радостен для кур.
Поскольку верил – волки с ним,
Всегда как братья со своим.
А сразу, вслед за ним – Нуф-Нуф,
Включил не щелкающий клюв.
И им, не щелкая, потом –
Из прутьев сплел отличный дом.
Поскольку каждый, кто волкам,
Не щелкал клювом ни фига,
Им завсегда – ядрена мать –
Готов чего-нибудь продать.
Ну а Наф-Наф сказал: “Друзья!
Какая нафиг я свинья?
Когда все визги, пацаны,
Несутся с вашей стороны.
И из натыренных камней,
Чего-то ложит пару дней.
И, хоть стена невелика,
Еще же не конец пока.
ГЛАВА 25
Однажды-раз, в лесу одном –
Жил зайчик, в доме лубяном.
Хороший зайчик, из таких –
Которых хвалят мужики.
Он ежедневно, поутру –
Лущил древесную кору.
И напрягал рабочий зуб,
Чтоб отковыривая луб,
Его в метраж плести потом.
Короче – вечно строил дом.
Тут, получив на рынке власть,
Гражданка ФАТКА приплелась.
С угрюмым выпадом: “Народ –
Вовсю из Пиндостана прет.
Чтоб, прописавшись в твой лубок –
Безбожно стырить весь налог.
И вот тебе такой закон –
Припрется прописаться он,
Так ты немедленно пиши.
Да с уваженьем, от души.”
Зайчишка может быть послал,
Но тут квартальный прибежал.
И сообщил, что как-то так,
Мил кинуть ФАТКУ? Ну никак!
И чтоб по каждому письму,
Писать отчеты и ему.
Затем, от княжеских дружин,
Приплелся дьяк, и не один.
И каждый бойко предьявил
ФэЗэ, который сочинил.
Чтоб эти ФАТКИНЫ понты,
Не понимались как мечты.
Чтоб каждый заяц не дурил,
А как положено строчил,
Все то, что требуют – причем,
Писал и в Терем обо всем.
А зайчик, в области письма –
Был неподкованным весьма.
И поневоле сдал покой, -
Пиндосской писарше одной.
Ее бесплатно он кормил,
И даже в люди выводил,
Но от сожительства устав –
Исчез, манатки не забрав.
Поскольку, так и не нашлась,
Такая правильная власть,
Какая – пусть из москвичей,
Но все ж с косою на плече.
ГЛАВА 26
Успешный дед, десятки лет
Легко осваивал бюджет,
Как стоящее дело –
Почти без беспредела.
Репей, в отчетах, репкой звал –
И повторять не уставал:
“Какие с ней издержки!”
И требовал поддержки.
И вот – молочною рекой,
Среди бюджетных берегов,
Текут финансы без труда.
Ведь репка – ценная еда.
А это значит, что как раз –
И в свой карман тянуть пора.
Никто ж не сможет оценить,
Наш подвиг – лучше нас самих.
Но, если борзо потянуть –
Найдется сила чтоб нагнуть.
Поскольку, по обычаям,
Во всем важны приличия.
Тот старый дед – был мудрый дед.
Он много лет пилил бюджет,
И под такое дело –
Объединить умел он.
Не только бабку с внучкой,
Но даже Мурку с Жучкой,
А также мышка в теме,
Была по этой схеме.
И из непаханых полей,
Где рос рентабельный репей,
Рождалися отчеты.
Не придерешься, что ты.
В них излагалось, ясно так,
Что скоро кончится бардак.
И смысл жизни будет прост –
Пока у нас по репке рост,
То оснований никаких –
Для унываний и тоски.
А только слава тем дедам,
Что репкой дарят радость нам.