Весь белый свет моя округа
с округлой прорвою ноля...
Но нет! Со мной моя подруга
и дума русская моя.
Во что не вник, чего лишённый,
но чую, преклонив главу,
тепло руки незащищённой
и холод снега к Покрову.
И пусть уже скудеет сердце,
трезвеет сердце, всё равно,
о, как дано ещё согреться,
и как продрогнуть мне дано!
Крутого времени громаду
необделёнными пройдём,
покуда есть ещё на чём
в слезах остановиться взгляду...
* * *
Всё, что пущено на ветер,
без пристанища на свете -
щебет, блики в вышине,
прячьтесь, милые, во мне.
То, что вечности не ищет,
не каменьями кладбища -
сном и вздохом огражу.
Ничего не попрошу.
И какой валун болезный,
зверь внимательный какой
удержал бы вас над бездной
понимающей душой,
и тщетою человечьей
так напряг вселенский зал,
что одной попыткой речи
пыль со звёздами связал?!
* * *
Так не глядят в глаза друг друга
беспечно прожитые дни.
Для нас - лишь вечная разлука.
Храни же, небо, нас, храни!
За эту нежную усталость
терпеньем каждый заплатил,
но в жизни многое осталось,
что выше человечьих сил
Их страшно до конца измерить,
чтоб содрогнуться на краю
и в сердце верное поверить,
и в жизнь упрямую свою.
А под глазами лягут тени,
и взгляду внятен будет взгляд...
Зачем все наши обретенья
так много требуют утрат?
И наша смертная порука
сиротству верному сродни.
Осталась вечная разлука.
Храни же, небо, нас, храни!