когда живот перестанет скручивать,
побежит по полю, колокола цветов проминая...
всем весом, всей невесомостью иван-чая,
себя нечаянно увенчает. но лучше бы
добавила в чай. вон, гляди, собирает!
и стонет кипрей, говорит: не надо.
да кто его слушает. трава растакая.
корни поют в земле, листья блестят на солнце,
и она рвет кипрей, рвет, смеется.
огненная трава в руки сама дается.
что тебе, дикий лен, надобно в этом крае? -
спросит, выжигу обойдя. в ответ кивает:
вся ты - рана раскрытая, рванная, непростая
дай мне врасти в тебя, вылечить и растаять,
будто и не было вовсе. это ли не врачба?
но что ты спасешь - себя ли, может, спасешь врача?
когда меня всю перестанет скручивать,
побегу по полю, стену стеблей выломав,
и снова звать меня будет северная трава,
сладкая, теплая, лилово-пурпурно-текучая,
не обернусь, не растаю я и не вернусь назад.