Эпическая поэма Шри Ауробиндо «Савитри» основана на древней ведической легенде о преданной жене царевне Савитри, которая силой своей любви и праведности побеждает смерть и возвращает к жизни своего умершего мужа царевича Сатьявана. Шри Ауробиндо раскрывает символическую суть персонажей и сюжета древней легенды и использует ее для выражения собственных духовных постижений и свершений. При создании эпоса он ставил задачу выразить в слове высшие уровни Сверхсознания, доступные человеку, чтобы помочь всем духовным искателям соприкоснуться с этими уровнями и возвыситься до них. Результатом стала грандиозная эпическая поэма в 12 Книгах (49 Песней) общим объемом около 24 000 строк, являющаяся наиболее полным и совершенным выражением уникального мировоззрения и духовного опыта Шри Ауробиндо с его глобальным многомерным синтезом, а также самым большим поэтическим произведением, когда-либо созданным на английском языке.
Эпос «Савитри» представляет собой глубокий органичный синтез восточного и западного миропонимания и культуры, материализма и духовности, мудрости незапамятных веков и научных открытий настоящего, возвышенной классики и смелого модернизма, философии и поэзии, мистики и реализма, откровений прошлого и прозрений будущего. Здесь мы встречаем и поражающие воображение описания всей иерархии проявленных миров, от низших инфернальных царств до трансцендентных божественных сфер, и пронзительные по своей глубине и живой достоверности откровения немыслимых духовных реализаций, и грандиозные прозрения о сотворении мира, о вселенской эволюции, о судьбе человечества. Это откровение великой Надежды, в котором Любовь торжествует над Смертью, а человек, раскрывая истину своего бытия, побеждает враждебных богов и неотвратимый рок.
* * *
Шри Ауробиндо
Sri Aurobindo
САВИТРИ
SAVITRI
Легенда и Символ
A Legend and a Symbol
Книга I. Книга Начал
Book I. The Book of Beginnings
Песнь 4. Тайное Знание
Canto 4. The Secret Knowledge
Великий йогин царь Ашвапати, лидер духовных исканий человечества, совершает могучую Йогу, ища духовную силу, которая могла бы полностью освободить человечество и избавить его от неведения, лжи, страдания и смерти. На первом этапе своей Йоги он раскрывает собственное истинное «я» — свою душу (это описывается в Песни 3 «Йога царя: Йога освобождения души» Книги I «Книги Начал»). Благодаря этому ему открывается великое Тайное Знание — Истина человека, мира и Бога. Силой полученного Знания он может преобразовать все свое существо в чистый и светоносный сосуд души и благодаря этому в него начинают нисходить все более высокие духовные энергии (это описывается далее в Песни 5 «Йога царя: Йога свободы и величия духа» Книги I «Книги Начал»).
Это одна из самых грандиозных Песней эпоса — Откровение в Откровении. Неудивительно, что она представляет огромные трудности для перевода. К переводу этой Песни я возвращался снова и снова на протяжении многих лет и все равно перевод многих ее фрагментов нуждается в доработке. Тем не менее в нем много удачных и сильных мест и в целом он имеет достаточно высокий уровень. Пока выкладываю его «как есть» для первого общего знакомства русскоязычных читателей с одной из ключевых Песней божественного эпоса.
В ВЫСЬ он взошел, что звала к большим высям.
Так наши ранние сближенья с Бесконечным
Подобны всполохам на чудном горизонте
Перед восходом царственного солнца.
Лишь тень Грядущего мы видим ныне.
Высокий взгляд земли к безвестным пикам
Лишь предваряет эпос восхожденья
Души в нас из земной низины тусклой
К вершинам духа, к собственному «Я»,
Сияющему в вечности далекой.
Ведь этот мир — лишь первый шаг, основа
Для сооружений-грез Ума и Жизни;
Реальность же творима вечной Силой.
В нас — не одна лишь смертная ничтожность:
Забытые бессмертные просторы
Ждут обретенья в наших высших «я»;
Безмерно наше существо, бездонно.
Близки с Мистерией неизреченной,
Нетленны в Вечностях невоплощенных,
Природы выси — Небесам соседи.
К тем царственным высокоглавым пикам,
Недостижимым для Природы внешней,
Далеким от ее дорог почтовых,
В ту высь, где смертной жизни нет дыханья,
Глубинное родство стремится в нас,
И тихий глас экстаза и молитвы
Взывает к тем утраченным раздольям.
И даже если мы, забыв про душу,
Спим, закоснев, в неведеньи земном,
Все ж есть в нас части, что взрастают к солнцу,
Есть сферы света, небеса покоя,
И эльдорадо блеска и экстаза,
И храмы богу, что никем не зрим.
Неведомая в нас хранится память,
И иногда, когда в себя мы смотрим,
Земной покров спадает с наших глаз:
Мы чудом ненадолго воспаряем.
Зажатый опыт наш в каемке узкой
Мы покидаем, что нам дан как жизнь,
Наш мелкий шаг и скудный наш охват.
В великие часы уединенья
Все ж могут наши души посетить
Покойные миры немеркнущего Света,
Безмолвной Силы орло-пики, что всевидят,
И луннопламенные океаны Счастья,
Бездонного и быстрого Блаженства,
И тихие безбрежья сфер духовных.
В движеньи раскрывающейся Сути
Мистерия Мистерий иногда
Нисходит в человеческий сосуд.
Нас осеняет вышних стран дыханье,
И пробуждает путеводный Свет,
И полнит нас Присутствием незримым;
Недвижность ниспадает на орудья:
Застыв, окаменев, как монумент,
Незыбно, пьедесталом служит тело
Для изваянья вечного Покоя.
Иль откровенья Мощь блистает свыше;
С материка безмерного небес
Нисходит океан пресветлый Знанья,
И, трепеща под гнетом вод лучистых,
Природа принимает силу, пламень.
Великая неведомая Личность
В нас иногда вторгается, и все же
Мы в ней с восторгом узнаем себя —
Иль наших душ Владыку почитаем.
И тела эго жалкое в нас тает;
Забыв про обособленность свою,
Про мелкоту своей отдельной жизни,
Оно уходит прочь, нас оставляя
Наедине с Природою и Богом.
Когда внутри светильники зажглись
И изгнан рой гостей, пригретых жизнью,
В недолгой тишине уединенья
Дух говорит в нас с безднами своими.
И ширь сознанья раскрывает двери;
Ниспосланный безмолвием духовным,
В нас вечной Красоты струится луч,
Чтоб озарить на час наш прах плененный
И белой грандиозностью своей
Запечатлеться в нашей смертной жизни.
В забвеньи темном смертного ума
Пред вещим взором глаз смеженных транса
Иль в самопогруженности глубинной
Пред чудным оком бестелесных чувств
Вдруг вечности являются знаменья.
И раскрывает Истина свой лик
Пресветлый, для ума непостижимый:
Мы слышим то, что смертный слух не слышал,
Мы чуем то, что выше чувств земных,
Мы любим что страшит сердца людские;
Наш ум смолкает в светлое Всезнанье;
Из бездн души зовет нас тайный Глас;
Мы познаем экстаз объятий Божьих
В златых альковах вечного огня.
То — знаки нашей личности верховной,
Что в нас живет, для наших глаз незримо;
Лишь иногда нас осеняет святость,
Прилив могучий увлекает жизнь,
Явленье Божества душою движет;
Иль сквозь покров земной лучится нечто —
Краса и благодатность света духа,
Язык певучий горнего огня.
Мы это он: тот гость безвестный свыше
Таится в нас, как будто нет его;
Он следует чреде рождений вечных,
Но словно гибнет с бренной оболочкой.
Провидя Апокалипсис грядущий,
[«Апокалипсис» здесь используется в исконном значении этого слова «Богооткровение» — прим. пер.]
Он не считает миги и часы;
Велик, покоен, зрит он терпеливо,
Как долгие столетия проходят,
И мы преображаемся неспешно
В процессе взвешенном всемирной силы,
В походе всеъявляющих Времен.
В нем наш исток и ключ к загадке нашей,
Безмолвье свыше, голос изнутри;
Он — образ божества, живущий в сердце,
И ширь без стен, и точка без предела,
И правда этих зрелищ-тайн Пространства,
Он — Истина, к которой мы стремимся,
И тайный смысл безмерный наших жизней.
Бесценный мед, укрытый в Божьих сотах,
Всевышний Пыл во мрачном облаченье,
Он — пламень Божий, что сияет в нас,
Наш золотой родник блаженства мира,
Бессмертье под сутаной темной смерти,
Божественности нашей вечной облик.
В глубинах наших, где безмолвно спит
Негибнущее семя преходящего,
Для нас хранит он высшую судьбу.
Всегда в себе несем мы чудный ключ
Под заповедным покрывалом жизни.
В заветном храме пламенный Свидетель
Сквозь Время зрит и сквозь преграды Формы;
В его очах сокрытых — вечный Свет;
Он достигает тайн неизреченных,
И смысл находит в мире Несознанья,
И цель провидит в странствии веков.
Но все мистерия, загадка, тайна;
Лишь обратившись внутрь, лишь вещим сердцем
Иль взором духа можно суть постичь.
Иначе смертный ум недальновидный
Наш путь считает странствием без цели,
Случайностью, игрой безвестной Воли
Иль странной Неизбежностью, бесцельно
И беспричинно вынужденной быть.
Здесь, в сфере плотных тел, где все так зыбко,
Живем мы, усомнясь в самих себе,
Не ведая зачем, и только видим,
Что наша жизнь — неясная затея
И что душа — неверный огонек
В невежественном непонятном мире,
Земля — случайность в грубом механизме,
Иль смерти сеть, где случаем живем мы.
Все, что познали мы, сомненья полно,
Все достиженья наши — лишь этапы
И смысл дальнейший свой от нас таят,
Все, что познали мы, сомненья полно,
Все достиженья наши — лишь этапы
И смысл дальнейший свой от нас таят,
Случайность иль судьбы игра во случай.
В безвестность из безвестности идем мы.
Наш краткий век тревожат неотступно
Вопросов вечных сумрачные тени;
Безвидные загадки Несознанья
На рубеже Судьбы воздвиглись немо.
Стремленье в безднах Ночи, что рождает
Жизнь бренной плоти, полусветлый ум,
Свой огненный язык вздымает вечно
К бессмертному утраченному Свету —
Но только слышит, одиноким эхом,
В людских сердцах незрячих смутный отклик
И узнает — хоть в нем не видит смысла,
Не ведает, зачем страданья эти, —
Веленье Божье в парадоксе жизни
И Вечного рожденье из веков.
Змеящейся тропинкою эпох
По кольцам тьмы в несведущем походе
Едва бредет с трудом Земля-Богиня,
В песках Времен нащупывая путь.
Она мечтает Дух в себе открыть,
Расслышать в сердце тайной Молви шепот,
Увидеть лик Судьбы, что ей довлеет.
Вращаясь без сознанья в Пустоте
Чтоб выбраться из бездн своих безумных,
В борьбе, в трудах она дары стяжает
Опасной жизни, радости смятенной;
И Мысль, что, осмысляя, вряд ли знает,
В ней медленно взрастает и творит
Идею, речь, что лишь назвать способна,
Но объяснить не в силах ничего;
И радость в ней трепещет — не блаженство —
От этой красоты, чей краток век.
Преследуема горем по пятам,
Касаясь высших тайн необретенных,
В груди своей она растит бессонно
Заветный пыл, что не дает почить ей.
Ни отдыха не зная, ни покоя,
Идя вперед, не ведая куда,
Забывшись, утомясь, но не сдаваясь,
Она в войне души и в шоках боли
Взыскует совершенства без изъяна,
Что столь ее ущербности желанно,
Дыханья божества над косной перстью,
Стремится к вере, что превыше рока,
К любви, чья сладость не подвластна смерти,
К сиянью истины непреходящей.
И в ней взрастает свет, трепещет речь,
Она читает собственное знанье,
Вникает в письмена своих деяний,
Но не понять ей истины главнейшей —
Себя и тайны своего знаменья.
Ее влечет вперед неясный шепот,
Чьей силе внемлет лишь она, не смыслу;
Мелькают путеводные намеки,
Пронзают мозг прозрений ярких вспышки,
И иногда в часы мечты и грезы
Заветная к ней истина стучится —
Хоть издали, но из ее души.
И близким предстает преображенье,
Что превосходит все ее догадки,
И, вечно отлагаемое всуе,
Зовет к надеждам, к устремленьям дерзким,
И все ж несбытным кажется для смертных.
Ей вышних Сил являются виденья,
Чья мощь влечет ее родством забытым,
И манят светом неземных очей.
И к необъятому она влечется
И тянет к недостигнутому длани.
Мечтая стать тем, чем еще не стала.
К пустынным безднам простирая длани,
Он взывает к Божествам незримым
Вымаливает у Судьбы немой,
У Времени, трудящегося в муках,
Что ей всего нужней, всего несбытней —
Разум, свободный от игры иллюзий,
Волю, подвластную душе-богине,
Силу, что мчит вперед без преткновений,
Радость, что тенью не приносит горя.
Их она жаждет, в них свой видит жребий,
В небесной привилегии — свой долг.
Она права: в том цель Богов всезрящих,
Что блещет в свете высшем, чем рассудок:
Прозренья наши — прав ее залог,
И наши души постигают то,
Во что не верит наша мысль слепая.
Земли крылатые химеры — кони Истины небесной,
Несбыточное — Божий знак вещей грядущих.
Но редкий не обманут настоящим
Не заперт в тесной изгороди чувств.
Что ведомо земле и что безвестно —
Все это части в замысле безмерном,
Что в сердце у себя хранит Единый, —
В великом плане, что Ему лишь ведом.
Явлений семя кроется внутри;
Вся эта зыбь разрозненных событий,
Игра Судьбы, что прячется за Случай,
Лишь отражает тайный стройный план,
Что чертят молча скрытых истин длани:
Безвестного закон творит известное.
И наших жизней внешние сюжеты —
Есть тайнопись движений подсознанья,
Что иногда мы ощущаем смутно,
Явление реальностей подспудных,
Рожденных солнцем тайных сил духовных,
Что редко восстают в день материальный,
Вдруг вырвавшись в событии нежданном.
Но кто постигнет в глубине заветной,
Что за потребность скрытая души
Запечатлелась в случае внезапном,
Определила ход событий внешних?
Захваченный рутиной повседневной,
Наш взгляд всегда прикован к внешней сцене;
В грохочущем вращеньи обстоятельств
Мы ищем, в чем же тайный смысл всего.
И можем мы снискать провидца Знанье,
Коль утвердим в себе правленье духа,
Коль различим неясный шепот свыше.
Но редко тень грядущего мы видим,
Незримому внимаем, трепеща,
Его на миг настигнув тайным чувством,
И в редких, кто откликнутся готов,
Вселенской Воли властное движенье
Свой образ поверяет нашим взорам,
Нас раскрывая во всемирный разум.
Мирок наш тесен, груб: мы тем живем,
Что можем угадать, узреть, ощупать;
Лишь редко свет Неведомого всходит
И будит в нас пророка и провидца.
Во внешнем, в очевидном — наш предел,
В отжившем прошлом — корни и опора;
Душа томится в нас в плену ума,
Мы в рабстве у своих ничтожных дел;
Нет сил в нас тяжкие стряхнуть оковы
И взгляд свой к солнцу истины возвысить.
Приняв в наследство бренный ум животный,
Еще дитя в руках Природы властных,
Живет от мига к мигу человек,
Довольствуясь лишь зыбким настоящим,
На призраки былого озираясь,
За будущим гонясь недостижимым;
Он зрит наряды мнимые — не лик.
Своей ничтожной ненадежной силой
Он бьется со случайностью враждебной,
Чтоб уберечь плоды своих трудов.
С неведеньем в нем неразлучна мудрость:
Он ждет, чтоб дел своих увидеть всходы,
Он ждет, чтоб дум своих проверить верность,
Не ведая, чего и как достигнет,
Не зная, уцелеет ли в итоге
Иль кончит дни как динозавр и мамонт
И вымрет на земле, где был царем.
Не знает он, зачем живет на свете,
Не знает о судьбе своей высокой.
И лишь Бессмертные из сфер нетленных,
Царя вне Времени, вне стен Пространства,
Владыки жизни, нестесненной Мыслью,
Блюдущие Судьбу, Случайность, Волю,
Постигшие миростремленья тайну,
Потребности вселенской теорему, —
Они лишь видят ту Идею-Силу,
Ту Мощь, что изменяет ход времен,
Нисходят в свете влас из сфер безвестных,
Внимают, пока мир бредет (грядет) куда-то слепо,
Как стук копыт нежданного событья
Божественного Всадника несет,
И равнодушные к земному шуму,
К испуганному крику, вновь восходят
В простор безмолвный Божиих вершин;
Как молния блеснув, как гром нагрянув,
Они уходят, оставляя след свой
На попранном простертом лоне Жизни.
Над миром — мира зиждутся творцы,
И зрят источник тайный Проявленья.
Обманчивая внешняя игра
И суетливая рысца мгновений
Не привлекает, не волнует их:
С терпением покойным Нерожденных
Они внимают тихо, отстраненно
Судьбы далекой поступи неспешной,
Что близится сквозь Времени пучины,
Неразличимая для ока смертных,
Что видит лишь причин и следствий связь,
Неслышная сквозь гул людского плана.
Внимательные к Истине незримой,
Они улавливают, различают
Звук, будто крыл невидимых авгура,
Гласы, чей смысл бездонный не постигнут,
Шептанья-думы в сердце сна Материи.
Они в глубоком слышаньи сердечном
Способны воспринять пророчеств шепот,
Упущенных беспечным ухом жизни
И слышных во всемудром трансе Мысли.
Над миражом надежд недолговечных,
За видимостью и за внешним действом,
За механичным случаем всеточным,
За смутными догадками рассудка
Средь битвы силы, грома тяжких стоп,
Сквозь вопли мук и возгласы восторга,
Через триумф, отчаянье, сраженье,
Они Блаженство дальнее провидят,
Которого земное сердце молит
В пути, что своего конца не зрит,
Но вьется, нераспознан, незамечен,
Вперед через скептические дни, —
И мир несведущий влекут ему навстречу.
Так тайно на престол взойдет Всевышний.
Когда сгустится мрак, стесняя грудь земли,
И станет плотский ум единственным светилом,
Как тать в ночи, не узнанный никем,
Он, крадучись, войдет в свою обитель.
И Глас чуть-слышный очарует душу,
И в тайники ума проникнет Сила,
Восторг и сладость вскроют двери жизни
И красота пленит мятежный мир,
Свет-Истина тайком войдет в Природу,
Украдкой Бог к блаженству склонит сердце —
И вдруг земля божественною станет.
В Материи зажжется пламень духа,
В телах взовьется огнь святых рождений;
И Ночь от сна пробудит гимн созвездий,
И дни предстанут странствием счастливым,
И воля — силой вечного Всевластья,
И мысль — лучом духовного светила.
Так Бог взрастет, неузнанный никем,
Покуда мудрецы беседуют и дремлют —
Немногим разглядеть его приход удастся;
Ведь лишь тогда прозреет человек
И лишь тогда в пришествие поверит,
Когда настанет час Богоявленья
И будет завершен великий труд.
Сознанье, что своей не знает правды,
Блуждающий искатель зорь обманных,
Меж темным и лучащимся краями бытия
Здесь движется в неясном полусвете,
Что кажется его глазам всем целым:
Так обморок иль пауза в Реальности
Рвет целостную Мысль и Мощь тотальную;
Оно по кругу ходит иль стоит бесплодно
В сомненьи о своем начале и исходе,
Томясь в каком-то смутном промежутке, —
Иль мчит вперед дорогой без конца;
От первородных Сумерек вдали,
От Пламени финального неблизко
В гигантском Несознании безвидном
Оно живет, подобно шалой мысли,
Что в пустоте упорствует обширной.
Как если б неразборчивая фраза
Уму внушала миллион прочтений, —
Оно свой смысл привносит в хаос мира.
Догадка, что находит подтвержденье
В сомнительных недостоверных данных,
Непонятая весть, запутанная мысль,
Что к цели не пришла, — вот все, что может
Оно поведать ищущей душе, —
Иль часть лишь всеобъемлющего слова.
Оно постичь не может две гигантских буквы,
Пока без санкции вращается меж ними
Срединный знак, неся вселенную-загадку,
Как если б настоящее вращалось,
Лишенное грядущего, былого,
В одном и том же кружащемся вихре
На собственной оси в своей же Пустоте.
Так скрыт творенья прикровенный смысл;
Ведь вне контекста лист гласит вселенский:
Наш взор влекут как незнакомый почерк
Загадочные мира письмена,
Как если б, скрыта языком чужим
Иль кодом чудных знаков без ключа,
Очам явилась часть высокой притчи.
Оно созданьям бренным предстает
Величием бессмысленного чуда.
Себя растрачивая, чтоб продлиться,
Рекой, что отыскать не может моря,
Оно сквозь жизнь и смерть бежит на край Времен;
Огнем в Ночи горит его могучий ход.
В том — наша глубочайшая потребность,
Стремленье вновь соединить в одно
То, что сейчас разобщено, двояко,
Что противопоставлено друг другу
В своих владениях, не зная встречи, —
Два полюса далеких Дня и Ночи.
Восполнить мы должны пробел гигантский,
Что создан нами, присоединить
Закрытого конечного согласный
Вновь к Бесконечности открытым гласным,
Материю и Ум связать дефисом,
Души всходящей узким перешейком —
Возобновить утраченные узы,
Божественную Цель вернуть в сердца,
Изречь Глагол всецелый, вновь сплотить
В едином звуке Альфу и Омегу, —
Тогда соединятся Дух с Природой.
Есть два конца в непостижимом плане.
В эфире «Я», беспризначном, безмерном,
В Тиши нагой и белой, неизменной,
Сиятельны, могучи, отстраненны,
Как золотые солнца взор слепя,
Сокрытые лучом великолепным,
Для смертного невыносимым ока,
Нагие силы Духа всемогущие
Горят в уединеньи Божьих дум.
Восторгом, светоносностью, безмолвьем,
Свободны от израненных сердец,
Запретны для Идеи, зрящей скорбь,
Далёки от вопящей в муках Силы,
Они живут в его блаженстве вечном.
Всеправы в самознаньи, в самовластьи,
Тихи, они покоятся незыбно
На основаньи нерушимой Воли.
Они внимают лишь Его закону,
И лишь Ему послушны безраздельно;
У них нет цели, что достигнуть нужно.
Неумолимы в чистоте извечной,
Они превыше торга поклоненья,
Превыше сделки, подкупа служенья;
Неколебимы воплем мятежа,
Незыблемы несведущей молитвой,
Они, на нас взирая, не ведут
Грехов и добродетелей подсчет,
Не приклоняются к гласам молящим,
Дел не ведут с ошибкой, с ее властью;
Они безмолвье Истины блюдут,
Они на страже непреложной воли.
Их мощь — в глубинном самоотреченьи,
Исток их знанья — в тождестве покойном,
Их действие недвижно словно сон.
В покое созерцая ход подзвездных тягот,
Бессмертны, наблюдая действо Случая и Смерти,
Недвижны, видя, как века проходят,
Нетронуты, они следят безмолвно,
Как длинной картой стелется Судьба,
И зрят бесстрастно на боренья наши —
И все ж без них не мог бы космос быть.
Глуха к желанью, року и надежде,
Незыблемость их нерушимой мощи,
Недвижная, поддерживает мир
Со всей его задачей грандиозной,
Его невежество озарено их знаньем,
Его алкание их безучастьем живо.
Как выси манят низкое извечным восхожденьем,
Как шири манят малое к раздольным приключеньям,
Их отчужденность вечно манит смертных
Стремиться ввысь и превзойти себя.
И наша страсть вздымается, стремится,
Чтоб с Вечного покоем обручиться,
Наш ум в исканьях карликовых рвется,
Чтоб повстречать Всеведущего свет,
Беспомощные бьются в нас сердца,
Чтоб силу Всемогущего вместить.
Приемля мудрость, что создала ад,
И тяжкую полезность слез и смерти,
Приемля постепенный шаг Времен,
Они как будто равнодушны к скорби,
Что горько уязвляет сердце мира,
Они как будто безучастны к боли,
Что истязает плоть его и жизнь;
Над радостью и горем то величье:
В добре, что умирает, нет их доли,
Нет соучастья их в творимом зле —
Безгласны и чисты, они над всем,
Иначе б запятналась сила их
И не могла бы мир спасать заблудший.
И в Божьих крайностях провидя истину,
Всезрящей Силы ведая движение,
И плод неспешный долгих смутных лет,
И горьких зол вдруг явленное благо,
Бессмертный зрит не так, как тщетно мы глядим.
Он видит скрытые черты и силы,
Следит закон и ход, вещам присущий.
Стрекалом жалости и страха не гоним
И волей к действию, присущей жизни краткой,
Он не спешит вмешаться, торопясь,
И развязать быстрей вселенский узел
Иль сердце мира, полное разлада,
Истерзанное, утолить гармонией.
Ведь часа Вечного он ждет во Времени.
Все ж тайно есть духовная поддержка;
Хоть Эволюции витки так долги,
Хоть сквозь твердыни рубит путь Природа,
Вмешательство божественное свыше
Всегда царит над всем и все блюдет.
Живые в мертвом космосе кружащем,
Вращаясь на случайном этом шаре,
Не брошены мы здесь в забвеньи полном
Лицом к лицу с задачей непосильной;
Ведь и сквозь хаос, названный Судьбой,
И через горечь смерти и паденья
Мы в наших жизнях можем ощутить
Протянутую нам навстречу Руку.
Она близ нас в мильонах тел, рождений,
И в ней храним надежно, неослабно
Единственный верховный наш триумф,
Который не отнять, не изменить
Ни року и ничьей враждебной воле, —
Венец всесознающего Бессмертья,
Бог, что обещан в битве нашим душам,
Когда впервые сердце человека
Презрело смерть и выстрадало жизнь.
Кто создал этот мир, всегда его владыка:
Ошибки наши суть его шаги в пути;
Он все использует, во всем идя к победе,
Трудясь чрез лютые невзгоды наших жизней,
Трудясь чрез тяжкое дыханье битв, борений,
Трудясь чрез скорби наши, и грехи, и слезы:
Неведенье, что ослепляет нас,
Своим он пересиливает знаньем.
Какой бы вид ни должно было нам принять,
Какой бы рок и беды нас ни ожидали,
Когда мы видим лишь беспомощность и зло,
Все ж нас могучий Поводырь ведет сквозь все.
Когда ж мы отслужили до конца
Великому разрозненному миру,
Блаженство Божье и его единство
По праву прирожденному нас ждут.
В календаре Неведомого выделена дата,
Высокого Рожденья годовщина:
Душа неровный шаг свой оправдает,
Все, что сейчас неявно, отдаленно,
Тогда реальным станет, станет близким:
Те дальние спокойные Могущества
Себя проявят в деле, наконец.
Готовые недвижно к предначертанной задаче,
Всемудрые Блистанья милосердные
Ждут глас услышать Боговоплощенья,
Чтоб вниз низринуться, и перекрыть
Мостами пропасти Неведенья,
И исцелить тоску в пучинах Жизни,
И бездну мироздания наполнить.
Здесь между тем, в начале темном мира,
На полюсе обратном сферы Духа —
В мистерии глубин, что Бог разверз,
Чтоб ниже глаз Мыслителя сокрыться,
Здесь, в компромиссе Истины всевечной
Со Светом, скрытым у истоков тьмы,
В трагикомичном Божьем маскараде,
Исканьях вечных радости столь близкой,
Здесь, в грандиозной грезе мирозданья,
В сем куполе златом, что возведен
На черной драконической основе,
Сознательная Труженица-Сила,
Тая свой лик под мрачным облаченьем,
Вселенский план рождая в недрах мира,
Прообразы божеств творя во прахе,
Необоримый Замысел верша,
Стесненная оковами Судьбы,
Извечных лет блюститель терпеливый,
Предвидя все в необоримых глубях,
За часом час являет тайный труд свой.
Немая жажда в безднах Несознанья
Ответствует всезрящей воле свыше,
И первый слог растущего Глагола,
Тяжелый, грубый, все ж в себе несет
Исполненное света окончанье,
Служа победы высшей нисхожденью,
Готовя грандиозный взлет души.
Всё в этом мире всеобособленья,
Где будто сами по себе все вещи, —
Лишь формы трансцендентного Единства,
Лишь образы и лики Одного.
Лишь Им они живут и дышат Им;
Он лепит прах Присутствием незримым.
В игре могучей Матери напарник,
Явился Тот на шар, кружащий смутно,
Скрываясь в силе от Нее и в форме.
Так, тайным духом в спячке Несознанья,
Энергией без форм, безмолвным Словом,
Он был здесь прежде, чем взросли стихии,
До света разума, до вздохов жизни.
Сообщник Ее вселенского подлога,
Свои подобья превратил Он в формы
И к истине приравнивает символ:
Он в образах Времен осуществляет
Вневременные замыслы свои.
Он вещество, и Он — душа вещей;
Она же из Него изобразила
Свои труды искусности и мощи
И, магией причуд Его обвив,
Из мириад Его бессмертных истин
Творит свои бесчисленные грезы.
К Ней низошел Владыка бытия,
Дитя без смерти в мимолетных летах.
В предметах, в личностях, творимых Ею,
Она Его лишь ищет, Им лишь грезя,
И ловит вдруг то взгляд Его, то жест, —
И в них Он вновь рождается вовеки.
Он — и Творец, и сотворенный мир,
Он — виденье и Он же сам — Провидец;
Он сам — актер и сам же — представленье,
Он — познающий и предмет познанья,
Он сам — мечтатель и Он сам — мечта.
Те Двое, что извечно суть Одно,
Друг с другом в множестве миров играют:
Неведенье и Знанье — их общенье,
А свет и тьма — их взоров перегляд;
Страданья наши — это их борьба,
Услады наши — это их объятья;
Дела, надежды наши — их забавы,
А наши жизнь и мысль — их тайный брак.
Весь этот мир — бескрайний маскарад:
Все здесь — не то, чем кажется как будто:
Событья-грезы эфемерной яви
Рисуют взору истины черты,
Но истинность ее — не в этой грезе:
Феномен обретает здесь значенье
На смутном фоне вечности туманной.
Мы видим образ, но не смысл его;
Мы видим часть, ее считая целым.
Так их спектакль идет, где мы — их роли:
Он — сам же автор, и актер, и сцена, —
Играет роль Души, Она — Природы.
Здесь, на земле, заняв свои места,
Не знаем мы сценарий этой драмы —
Их мысль скрывают реплики актеров.
Она от нас таит свой план могучий:
Свои великолепье и блаженство
Она укрыла в сердце у себя,
Свои Любовь и Мудрость затаила;
Из всей красы и дивности Ее
Лишь малость омраченную мы видим.
И Он, представясь божеством померкшим,
Здесь потерял всесилие свое,
Утратил свой покой, свою безмерность
И знает лишь Ее, забыв себя.
Одной лишь Ей все оставляет Он,
Стремясь стяжать величье для Нее, —
Он мыслит в Ней опять найти себя,
Стать воплощенным в мире материальном,
Связав своей безмерности покой
С Ее экстазом творческого пыла.
Он, властелин земли, небес хозяин,
Бразды правленья миром Ей вверяет
И лишь следит за всем, бесстрастный Зритель.
Статист в Ее бескрайнем представленье,
Он лишь молчит иль прячется в кулисах.
Он принимает в мир Ее рожденье,
Он ожидает здесь Ее велений,
Стремясь поймать свой шанс в Ее капризах,
Прочесть Ее загадочные жесты,
Постичь Ее туманные значенья,
Что, будто, и сама Она не знает,
И служит Он Ее сокрытой цели,
Что в долгих проявляется эпохах.
Ее Он превозносит, как богиню,
Что для Него чрезмерно велика,
Как регентшу желанья своего,
Ей — движителю воли в Нем — сдается,
Своих ночей и дней вскуряет ладан,
Ей жизнь преподнося, величьем жертвы.
Ее любви восторженный проситель,
Его блаженство в Ней — весь мир Его:
Через Нее взрастает Он всемерно,
Все силы существа преумножая,
И Ею Он читает смысл явлений —
Таинственную Божью цель во всем.
Иль в челяди Ее неисчислимой
Слуга, довольный с Нею рядом быть,
Он рад без мер Ее скупым даяньям,
Хвалу поет Ее любым деяньям,
Их облачая собственным восторгом.
Лишь взгляд поймав, Он целый день ликует,
Лишь слово услыхав из уст Ее,
На крыльях счастья Он летит часами.
Что бы ни делал, чем бы он ни стал,
Он в Ней опору ищет неизменно:
Он на Ее дарах, Ее щедротах
Возводит гордо дни своей удачи,
И радость жизни за собой влачит
Павлинооперенную прекрасно,
И греется в лучах Ее улыбки,
Что с уст Ее сорвалась мимолетно.
Бессчетными, несметными путями
Он служит нуждам царственным Ее,
И каждый час Его, и каждый миг
Вращается вокруг Ее велений:
Всем отражает Он Ее капризы,
Всем угождает Ей… Все — их игра:
Весь этот мир и есть Он и Она.
Вот узы, что связуют вместе звезды:
Единые-Двое — тайна всякой силы,
Единые-Двое — правь и мощь во всем.
Его душа в безмолвии своем
Хранит Ее и все Ее творенье;
Весь труд Его — Ее приказов свод.
Под стопами Ее простерся Он
И на груди своей, инертен, счастлив,
Несет Ее космическую пляску,
Чей театр трепещущий суть наши жизни, —
И ни один не смог бы здесь держаться,
Не будь Его могущества внутри,
Все ж ни один уйти не пожелал бы
Из-за Его восторга от игры.
Она лишь непрерывно сочиняет
Все помыслы Его и все деянья,
И всем своим безмерным существом
Он зеркалом Ее бескрайним служит:
Активный, только по Ее наитью
Он говорит и движется все время,
И действует, лишь выполняя то,
Что сердцем повелит Она безмолвно;
Пассивный, сносит Он влиянья мира,
Как будто бы Ее прикосновенья,
Что формируют жизнь Его и душу,
И странствие Его сквозь дни земные —
Ее неудержимый солнцемарш:
Он мчится по Ее путям-дорогам,
Ее лишь курсом двигается Он.
Свидетель-ученик Ее услад и бед,
Партнер в Ее добре и в зле Ее,
Он согласился на Ее забавы,
Ее стезями страстными влекомый,
Ее столь сладостной и страшной силой.
Его санкционирующий вензель
На всех Ее твореньях и деяньях —
Они заверены Его безмолвьем;
В развитии своей вселенской драмы,
В минутных настроеньях и капризах,
В движеньи этого обыденного мира,
Где все для зрящих глаз так глубоко, так чудно,
Где заурядность форм соткали чары дива,
Она в Его могущественном ходе,
В Его свидетельном бесстрастном взоре
Ведет свое космическое Действо,
Свои событья и перипетии,
Что возвышают и сражают душу,
Свои влиянья мощные и силы,
Что движут, и хранят, и убивают,
Глагол свой, что гласит сердцам в безмолвьи,
Безмолвье, что вершин Глагола выше,
Свои высоты и свои глубины,
Которых ищет наш заветный дух,
Свои явленья и хитросплетенья,
Что образуют наших жизней ткань, —
Все то, что сладостно, и то, что горько,
Все, что великолепно и убого,
Что страшно, что прекрасно, что божественно,
В чем мы себя теряем иль находим.
Ее держава в космосе воздвиглась,
Ее законов тонких и могучих
Над Ним простерлась во вселенной власть.
Его сознанье — малое дитя,
Что на коленях у Нее взрастает,
А существо Его предстало полем
Ее безмерного эксперимента,
Ее бескрайнее пространство стало
Его идей площадкой игровой.
Она связала знаньем форм во Времени,
Ошибкою ума, что мир творит
И, ограничивая, созидает,
Случайностью, что, будто, неизбежна
И носит непреклонный лик судьбы,
Своей забавой смерти, боли, Тьмы
Его в борьбе померкшее бессмертье.
Его душа — лишь тонкий атом в массе,
Его субстанция — лишь материал,
Что для работ своих Она стяжала;
И дух Его не гибнет с преходящим,
Он в бытия разрывах всходит в вечность,
Из Тьмы в нетленный Свет несомый Ею.
Та грандиозная самоотдача —
Свободный, добровольный дар Его,
Он без остатка предается Ей
Своею чистой трансцендентной силой.
В мистерии Ее непостижимой,
В игре Ее вселенского Незнанья,
Созданье, сотворенное из тлена,
Он следует Ее установленьям,
Ее лишь мыслью мыслит, Ее лишь мукой страждет,
Тем предстает, чем повелит Она, —
Всем, чем замыслит пыл Ее творящий.
Но хоть Она играет с Ним беспечно,
Как со своим дитятей иль рабом,
Гоня Его в стезях своих фантазий, —
К свободе и Предвечного всевластью,
К бессмертию, что зиждется над миром,
Она паяца мнимого влечет.
И даже в этой бренной жизни в доме тела,
Бесцельный странник от рожденья к смерти,
Недолговечный, грезящий бессмертьем,
К владычеству Он подгоняем Ею.
И Он бразды берет Ее могуществ:
Он впряг Ее в ярмо Ее ж закона —
И вот Его преображенный лик
Венец стяжает мысли человека.
На строгой привязи Ее томясь,
Ее капризу скрытому подвластен,
Он ищет, как возобладать над Нею
Хотя б на час, уча Ее пути, —
Чтобы Она Его вершила волю.
Он видит в Ней невольницу свою,
Рабу своих страстей сиюминутных —
Она же притворяется покорной,
Веленьям служит своего созданья —
Ведь для Него лишь создана Она,
Живет, чтоб мог Он пользоваться Ею.
Но покорив Ее, во всем Он раб Ей;
Вассал, Он от Нее во всем зависим,
Он без Нее не может ничего:
Ее все средства, что имеет Он, —
Она во всем по-прежнему Им правит.
Но, наконец, Себя Он вспоминает,
И образ божества в себе провидит —
Бог восстает из формы человека —
И, высшие свои раскрыв высоты,
Она Его супругой предстает.
А до тех пор он лишь ее игрушка
Иль мнимый регент — раб ее причуд,
Живой, но словно бы бездумный робот,
Пружинами ее энергий движим,
Он действует, как будто бы во сне,
Как автомат в обличьи человека,
Переступает в желобах Судьбы;
Бредет вперед нетвердо, спотыкаясь,
Гоним бичом Ее могучей Силы:
Всегда в трудах тяжелых мысль Его,
Как вол на поле Времени бескрайнем;
И воля, что своею Он считает,
Куется Ею в кузнице Ее.
Покорный власти Мировой Природы,
Ее немому вверившись контролю,
Влеком своей же колоссальной Мощью,
Партнершей избранной Его в игре титанов,
Ее своей владычицей Он сделал,
Что прихотью своей Ему дарует
Его услады и Его мученья,
Его победы и Его боренья —
Вершит Его судьбу своею волей;
Он продался Ее монаршей власти,
Готовый на любой удар иль дар,
Который для Него Она избрала:
И даже в том, что больно нашим чувствам,
Ее касаний Он впивает сладость,
Ласк повелительных Ее восторги,
Во всяком опыте Он лишь встречает
Ее дарящие блаженство длани;
Он счастье поступи Ее несет на сердце,
Сюрприз восторженный Ее явленья
В событьи всяком в каждый миг случайный.
Все, что Она вершит, Он мнит чудесным:
Он сладко в Ней купается, как в море,
Любитель и поклонник неустанный
Ее великого мироблаженства,
От дум и дел Ее любых ликуя,
На все желания Ее согласный,
Всем быть готовый, чем Она захочет:
Он, вечный Дух, бесчисленный Единый,
Покинул одинокую нетленность
И стал Он нескончаемым рожденьем,
Простершись в нескончаемое Время,
Ее конечного многообразьем
Стал в космоса Пространстве бесконечном.
Владыка бытия таится в нас,
Играет в прятки с собственною Силой,
В орудии Природы — скрытый Бог.
Живет как дома Имманентный в смертном;
Для игр себе Он создал универсум,
Гимнасий для своих забав могучих.
Всеведущий, Он в нашу тьму нисходит,
Божественный, приемлет плотский образ,
Предвечный, признает Судьбу и Время,
Бессмертный, забавляется со смертью.
Неведенье влачит Всесознающий,
Бесчувствие выносит Всеблаженный.
Рождаясь в этот мир борьбы и боли,
Он как одежды носит скорбь и радость
И опыт пьет вином, дающим силу.
Он, трансцендентный Властелин миров,
Всевидец, одинокий, односущий,
У нас таится в недрах подсознанья,
Самоосознанной, всесветлой Силой.
Единый, Абсолютный, Совершенный
Из Тишины безОбразной, безвидной
Призвал на свет свою немую Силу,
Хранившую в своем недвижном сне
Всю чудо-мощь Его уединенья.
Единый, Абсолютный, Совершенный
Проник своим безмолвием пространство:
Он отразил себя в несметных «я»;
Он мощь свою явил в мильонах тел;
Он сущ во всем, что суще в мире этом,
В Его единосущем Беспредельи;
Пространство — это Он, и Время — Он.
Пречистый, Абсолютный, Совершенный,
Что в нас таится нашим «я» заветным,
Несовершенства маску принял в нас,
Вселился в это плотское жилище,
Явил свой образ в человечьей стати,
Провидя в нас божественную стать.
Пробьет однажды час преображенья.
Тогда в своем божественном обличьи
Нас воссоздаст Творец и подчинит
Наш смертный прах божественному складу,
И смертный ум возвысит в бесконечность,
И миг единый осенит бессмертьем.
Свершенье это — дань земная небу:
Есть долг меж человеком и Всевышним:
Как принимает Он природу нашу,
Должны и мы принять Его природу,
Его сыны, Его земное семя,
Должны и мы божественными стать.
Мы — парадокс, чье разрешенье — в Боге.
Пока же все — лишь тень мечты далекой,
И замершему грезящему духу
И жизнь, и сам он предстают лишь мифом
Иль тягостным сказаньем без конца.
Ведь ключ сокрыт в глубинах Несознанья;
Под спудом пребывает тайный Бог.
Во плоти, помрачившей Дух бессмертный,
Жилец безвестный, что незримым силам
Обличия в Материи дарует,
И устремленья за пределом мысли,
И риск непредсказуемых последствий,
Незримый Властелин, он восседает,
Не познан формою, куда вселился,
И прячет лик свой под покровом мысли,
Всемудрость — за блужданьями ума.
Вращаясь в мире правд и заблуждений,
Что порожден игрой его же мысли,
В чреде светотеней он постигает
Всеведенье, в котором правит свыше.
И, словно позабыв, себя он ищет,
Как будто свет свой внутренний утратил:
Как странник, что бредет в чужих краях,
Он к дому ищет путь, безвестный ныне,
Сам — Истина, стать истиной стремится.
Ведь он Игрок, что стал своей игрой,
Мыслитель, ставший собственною мыслью,
Несметный, что безмолвным был Единым.
В обличьях-символах вселенской Силы,
В ее живых и неживых знаменьях,
В хитросплетениях ее событий
Себя находит он, несметным чудом,
Себя лишь постигает, чтоб однажды
Решить тысячемерную загадку
Во вспышке всесвидетельной Души.
Таков был договор Его с могучею супругой —
Любимым Ею быть и, слившись с Ней навеки,
Отдаться ходу вечности Времен,
Средь чудных драм ее внезапных настроений,
Сюрпризов сладостных ее Идеи прикровенной,
Превратностей ее бескрайнего каприза.
Хоть кажется, что у Него две цели,
Они всегда едины неразрывно
И над безбрежной широтой Времен
Издалека взирают друг на друга;
Дух и Материя — финал их и начало.
Искатель тайных смыслов в формах жизни,
Бескрайней воли Матери великой,
Ее земных путей загадки трудной
Исследователь он и мореход
В безбрежьях океанских, в нем сокрытых:
Он путешественник и освоитель
Таинственной нехоженой земли.
В размеренном укладе материальном,
Где, кажется, все — несомненно, вечно
И, изменяясь, остается прежним,
Пусть даже и конец вовек неведом
И ненадежен жизни бурный ток,
Безмолвная судьба торит ему пути;
И, пристани в веков стремнине бурной,
Вдруг предстают устойчивые земли
И нас влекут остаться и побыть —
И новые горизонты манят разум,
И нет конца бескрайностям в конечном,
Нет рубежа, где мысль могла б помедлить,
И нет предела опыту души.
Рубеж недостижим, даль ускользает,
И совершенство нас зовет все выше
К вершинам недостигнутым в Незримом:
Был лишь началом долгим весь наш путь.
Он мореход в безбрежности Времен,
Материи извечный покоритель;
Низвергнутый в рожденье во плоти,
Он ремесло свое учил прилежно,
Не покидая бухт укромных «я»,
Но наконец, пустился в дальний путь,
В безмерностей непознанных безбрежья,
В неведомые вечные просторы.
В начале скромном своего Похода
В себе не сознает он силы бога,
Не ведает ее всемирных планов,
Недальновидный, робкий посвященный.
Свой утлый челн искусно направляя,
Он держится сначала берегов
И промышляет мелким каботажем,
Не помышляя об открытом море,
Страшась взглянуть в лицо пучине грозной.
Торговлей жалкой добывая хлеб,
Снует он меж соседними портами
Изведанным маршрутом безопасным,
Не увлекаясь новым и незримым.
Но вот он слышит гул морей безбрежных.
Бескрайний мир зовет его вперед,
К безвестным берегам, к далеким землям,
К неведомым доселе откровеньям,
К невиданным созданьям, к новым людям.
И вот, служа коммерции всемирной,
Идет он в море под торговым флагом;
Через великий средиземный понт
Его корабль под всеми парусами
Спешит проворно по волнам Времен
К безвестным маякам далеких стран
И новым рынкам для сокровищ жизни:
Роскошных тканей, дивных статуэток,
И драгоценных детских безделушек,
И редкостных плодов недолговечных,
И преходящих сказочных богатств.
Иль выйдя за ворота скал-столпов,
Но не рискуя в океан пуститься,
Настигнуть горизонт своей мечты, —
Плывет он вдоль безвестных побережий
И новые пристанища находит
На островках, терзаемых штормами;
Иль, мысль сверяя с компасом надежным,
Уходит в дымку, что скрывает звезды,
Держась путей Неведенья торговых.
Он держит курс к неведомым краям,
Нежданные встречает континенты:
Мечтая о земле благословенной,
Минует он последние причалы,
Блуждает в отдаленнейших морях,
И к вечному свой обращает поиск,
И видит в новом свете сцены жизни,
В конечном открывая бесконечность.
И отступают рубежи мирские;
Земная дымка призрачной вуалью
Не замутняет больше взор его.
Он пересек предел последний мира,
Стал выше смертной мысли и надежды,
Он смертным оком смотрит в Запредельность,
И в Очи зрит, что обнимают вечность.
Ждет мир верховный странника Времен.
И наконец, он слышит песню свыше,
Далекому, неведомому внемлет:
Он рубежи незримого минует,
Он превосходит зренье смертных глаз
И видит новым сокровенным оком,
И открывает вновь себя и мир.
Теперь он дух в незавершенном мире,
Что ни его не знает, ни себя:
Его исканий тщетных внешний символ
Глубокий, новый обретает смысл;
В его исканьях мрак стремится к свету
И смертная бессмертья ищет жизнь.
В сосуде воплощения земного
Сквозь огражденье чувств он озирает
Магические волны моря лет,
Где ум луною светит в безднах мрака.
И вдалеке неясным силуэтом,
Туманным, смутным образом мечты,
Бегущий прочь, подобно горизонту,
Вдруг явится ему заветный брег.
Затерянный в пучинах Несознанья,
На корабле Материи плывет он,
Пересекая мысли звездный мир,
Навстречу золотому солнцу Духа.
Сквозь шум и гам, и вопль многоголосый,
Сквозь благодать непостижимых тишей
И странный средний мир под горним небом,
Превосходя земные координаты,
Лежит его неведомый маршрут
В страну, не нанесенную на карты.
Куда стремится он — никто не знает,
Куда плывет в непознанных морях,
И с чем его послала Матерь мира.
Влекомый в путь Ее дыханьем тайным,
Поддержанный Ее всевластной Волей,
В неравной битве со стихией жизни
Сквозь бури и безветренные штили,
Сквозь мглу и всесокрывшие туманы
Ее приказ несет он в сердце тайно.
Однажды, вскрыв заветное посланье,
Узнает он своих скитаний цель,
К неведомой ли пристани в Незримом
Спешит он, иль указ Ее — снискать
Во граде Божьем новый ум и тело,
И стать Нетленного прекрасным храмом,
И обручить с конечным Бесконечность.
Просоленным ветрам Ее покорный,
Корабль его спешит по морю лет —
Лишь плещут вслед космические воды,
Мольбы вокруг него, угрозы, слухи.
Всегда Ее лишь доверяясь силе,
Он следует в кильватере Ее,
Плывет сквозь жизнь и смерть и вновь сквозь жизнь,
Сквозь бодрствованье странствует и сон.
Он принужден Ее оккультной силой
Делить судьбу творенья своего,
И нет покоя Страннику Времен,
И нет конца волшебному походу,
Пока душа не сбросит мрак незнанья,
И Божия заря не сменит Ночь его.
Пребудет он, доколе есть Природа,
Поскольку с нею он вовек един;
Он и во сне ее в объятьях держит:
И даже тот, кто из нее уходит,
В Непостижимом с ней найдет покой.
Не познана главнейшая из истин,
Не сделано важнейшее из дел —
Ее игра-Мистерия реальна:
В забаве-мире Матери великой,
Есть чудо-смысл, есть замысел глубокий.
Вовеки с первого рассвета жизни
За видимой вселенскою игрою
Одна лишь цель была, одна лишь воля:
В безличной Пустоте призвать к рожденью Личность,
Свет-Истиной пленить земные корни транса,
Взрастить немое «я» в пучинах Несознанья,
Прервать питоний сон утраченной Всемощи —
Чтоб Время обрело Вневременного очи
И мир явил собой Божественного чудо.
Ведь Он покинул белую безбрежность
И возложил на дух покровы плоти,
Чтоб семя Бога расцвело в Пространстве тщетном.
Конец Песни четвертой
Перевод с английского: Ритам (Дмитрий Мельгунов)
***
Я выложил весь свой перевод эпоса Шри Ауробиндо «Савитри» и других его поэтических и прозаических произведений в открытый свободный доступ для всех вас. Пользуйтесь на здоровье и духовный расцвет! :)
Если вы хотите поблагодарить меня какой-либо суммой или поддержать дальнейшую работу по переводу на русский язык новых поэтических и прозаических произведений Шри Ауробиндо,
номер моей карты Сбербанка: 5469 5500 2444 1443
мой Яндекс.Кошелек: 410015517086415
https://money.yandex.ru/to/410015517086415
Мой емейл для связи: savitri (сбк) inbox (тчк) ru
Света, Радости, Гармонии!
***
Другие Песни и фрагменты эпоса «Савитри», а также другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:
www.savitri.su
Там же можно приобрести мои уже изданные в печатной форме переводы поэзии и прозы Шри Ауробиндо.
Мой фотопоэтический сайт:
www.ritam-art.com
Полный текст эпоса на английском, а также другие труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно загрузить на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org