Тесен мир
«Неожиданная встреча...» - думал я, спускаясь в метро, - А ведь я не рассказал Валерию продолжение этой истории. Оно тоже неожиданное. Расскажу ему когда-нибудь, если снова встретимся». Но мы больше не встречались. А адресами мы тогда почему-то не обменялись...
Ну что ж, пусть это продолжение будет здесь, в этом повествовании...
Как все знают, до 1991 года почти каждое предприятие из городов посылало «бригады» своих сотрудников в подшефные колхозы и совхозы, помогать жителям села в сельхозработах. . Эти сменные бригады работали с июля по октябрь, то на сенокосе, то на прополке овощей, то на сборе турнепса и картошки. Работы шли, как правило с девяти утра до шестнадцати вечера с маленьким «перекусоном» тут же в поле или в картофелехранилище. Остальное время было свободное.
Одни «бригадники» с обеда до ужина играли в настольный теннис, другие сразу отправляли «гонцов» в сельский магазин и садились за карты, третьи шли в лес и на болота за грибами и ягодами для дома. А если лето было грибное, то грибы собирались и для кухни к ужину.
Хорошо было в сентябре уйти одному или с напарником после обеда на ближайшее моховое болото километра за четыре от базы, и проваливаясь по щиколотку в мягкий пружинистый мох, вдыхать острые запахи иглицы и таволги, пропитавшие, казалось, всё вокруг! На зеленом пушистом ковре мха будто невидимой рукой рассыпаны уже красные с одного бока ягоды клюквы, а около чахлых сосенок краснеет капельками лесной крови - брусника. Но ягоды — попутная цель прихода на это болото. То тут, то там вдруг из мха выглянут плоские и толстые желтоватого цвета шляпки моховиков с тонкими, кривыми ножками, уходящими глубоко в мох... Набить полные целлофановые мешки моховиками и красными сыроежками, которые растут чаще около елок и сосенок — дело одного часа. Но идти на базу еще не хочется.
Мы расстилаем прямо на мох свои ватники и ложимся поговорить о том - о сём или просто послушать звуки леса. Тишина. Иногда каркнет ворон, пролетая над головой или пискнет с елки какая-то болотная пичуга. И вдруг на соседнем, еще не заросшем мхом и мелкими деревцами болоте раздастся шумный гогот... Это стая гусей, летящая на юг, останавливается там на ночевку. Потом опять все стихнет: осень в глуши молчалива.
....Придя на базу,отдаем грибы на кухню женщинам и садимся чистить картошку. Сегодня на ужин ожидается грибная солянка, в которую вложена и лепта нашего труда. Поэтому до ужина, отправив очищенную картошку на кухню вариться, можно сбегать за бутылкой в сельский магазинчик, около которого вечером всегда толпятся сельские мужики. А потом после ужина вдвоём-втроём посидеть после еды за разговорами.
В одно из таких импровизированных застолий я оказался в компании двух собеседников, попавших в сентябре со мной на «картошку». Одного из них я знал давно по прошлым поездкам в «колхоз». Да он часто и в городе приходил в нашу геологическую лабораторию Института минерального сырья и его технологической переработки в обед поговорить «за жизнь». Звали его Иван и он работал в отделе информации переводчиком. Его тянуло к нам еще и потому,видимо, что он ездил в юности в геологические партии, был сыном крупного ученого - геолога, как говорили, и знал геологическую работу не понаслышке.
Но после школы его потянуло в гуманитарии, он окончил вечерний филфак университета и уже давно служил в нашем институте. Мужик он был рослый, сильный, молодо выглядящий, хотя был старше меня, не чурался никакой работы ни в колхозе, ни в городе, где приятели часто просили его помочь в перевозке мебели. Кроме того, он был достаточно эрудирован, знал в совершенстве два языка и ездил в командировки за границу с нашим руководством. В колхоз он всегда привозил с собой книжки на английском или французском, что вызывало к нему дополнительное уважение.
В городе он мало говорил о себе, и, заходя к нам, больше слушал словоохотливых собеседников, поддерживая разговор то удивленным вопросом, то громким возгласом, ироничным, или восхищенным,в зависимости от сути разговора: « Ах, паршивец!». Но в «колхозе» он иногда раскрывался как отличный рассказчик, много чего видевший и много с кем имевший приятельские отношения. Один из его приятелей женился, по его словам, «на Швейцарии», и он по приглашению этой семьи даже изъездил четверть Европы. У него был сын, а жена его работала некоторое время в его отделе тоже переводчицей. Видимо, их отношения не сложились - он больше жил у матери. Но сына регулярно навещал. Я был с ним в добрых отношениях и он мне был интересен как гуманитарий, особенно после смерти моего друга, тоже окончившего филфак.
Второго собеседника за нашим столом звали Анатолий. Я с ним познакомился в ту смену в «колхозе». Это был высокий, спортивно сложенный брюнет, резкий в своих суждениях и видимо привыкший к лидерству в компаниях и интересу женщин. Тем более, что он хорошо играл на гитаре и пел песни «под Высоцкого». Он подавал себя как человека бывалого, любителя всего экстремального и даже иногда любил прихвастнуть приключениями в горах или на море. На этот раз он вспоминал о восхождении на одну из вершин Кавказа летом в составе альпинистской группы.
Анатолий рассказывал подробности этого восхождения, описывал товарищей, женщин поднимавшихся с ним в связке, но мы с Иваном, быстро захмелев после утомительного дня, слушали его не очень внимательно, вставляя лишь отдельные реплики в разговор. И только когда речь в его рассказе зашла о технике работы с альпинистским снаряжением на скальных породах, я стал внимательнее: меня эта тема интересовала, как всё, что имеет под собой профессиональную основу.
Он стал объяснять способы крепления крюков в скальных породах, особенности страховки на гранитах и песчанике и вспомнил о несчастном случае из-за вырвавшегося из скалы крюка на Камчатке, где погибли в конце 60-х годов два геолога — отец и дочь, плохо владевшие навыками альпинизма, как тогда почти все геологи. «Они были в одной связке, но крюк их забивать как следует не научили» - закончил он.
Тут я не выдержал и рассказал вкратце о несчастном случае, приключившимся с нами в том же году в нашу первую с Валерием экспедицию, о котором я рассказал читателям выше. «Это был високосный год. В тот год было много несчастных случаев.... А как фамилия вашей погибшей женщины-геолога?» - спросил Анатолий. Я назвал фамилию Ларисы.
«Это была моя первая жена» - неожиданно сказал Иван, молчавший во время моего рассказа. Голос его прозвучал глухо, но мне показалось, что его услышали бы и за соседним столом. Мы с Анатолием были поражены. «Судьба! Узок круг людей даже в большом городе...» - только и смог буркнуть Анатолий после некоторого молчания.
«Ты извини!Я и не знал, что Лариса и ты... Зря это рассказал... Да вот с языка как-то слетела эта история в разговоре.... Прости , если что...» - я был шокирован и говорил невнятицу. «Да ничего, — махнул рукой Иван, - Вот я уже третий раз жениться собираюсь». Он явно пробовал замять мою неловкость... Но разговор уже не клеился. Мы допили бутылку и пошли спать. Завтра надо было рано вставать на новую работу в зернохранилище.
После этого разговора в «колхозе» наши отношения с Иваном остались вроде бы прежними. Но какая-то отчужденность всё же возникла. Неудивительно: наше знание чужой трагедии всегда обременительно. Оно обременительно и для того, кто знает о трагедии товарища, скрывавшего её,и для того, с кем она произошла и он знает, что о ней узнали. Но судьба и жизнь с нами не церемонятся. Они полны неожиданностей.
03.06.2016 г.
Ранее памяти Ларисы Годуновой мной было написано стихотворение "Обелиск":
http://www.stihi.ru/2012/06/04/8240
. .