Я не помню, как, когда, но где-то
Мне попался тот «персидский томик».
Сердце обнажённое поэта
Вдруг забилось на чужой ладони.
Под окном редакции газеты,
Где в Баку уже верстали сводку,
Шляпу наклонивши к Парапету (1),
Он просил у Чагина на водку:
– Что уж там до спора!
Жизнь моя – беглянка –
Пронеслась, как скорый
Мимо полустанка.
И любовь в апреле…
Только не припомню:
В песне ли, в постели
Излилась ты томно.
Бросил я тебя ли,
Бросила ль меня ты?
Лишь осталась песня,
Словно запах мяты.
Захирели мысли
И, вконец отчаясь,
Видно, разошлись мы,
Так и не встречаясь…
По утрам его терзала боль
Жуткая, как верная примета!
– Граждане, кому не жалко сколь,
На пропитье русскому поэту!
И тогда спускался Чагин вниз,
Причитая прямо от порога:
– Деньги вот! Серёжа, поднимись
Не позорься только, ради Бога!
И опять Есенин на коне!
Будет петь и пить, назад ни шагу!
Едет он в деревню Шаганэ (2) ,
Чтобы написать стихи про Шагу.
1. Парапетом назывался сквер в Баку (там шла мелочная торговля и существовало нищенство), рядом с ним и находилась редакция «Бакинского рабочего», редактором которой был Пётр Чагин, впервые опубликовавший «Персидские мотивы».
2. Так из названия деревушки Есенин создал имя девушки, которого в Азербайджане, принятом им за Персию, никогда не было.