В привычной суете вокзала, (куда-то едет вся страна…),
я не одна, но мне казалось, что я одна, и там одна!
Толпа дышала и толкалась волною запахов и тел,
горели лампы в полнакала, и где-то паровоз свистел,
мол, собирайтесь, отъезжаем, не пропустите свой вагон,
вам проводник согреет чаю, а поезд наберёт разгон
и… Та… Та-та – под стук колёсный так сладко спать и видеть сны,
а за окошком високосный, ужасный год. Глухая сныть
цветёт каким-то блёклым цветом, и грязно-белый этот фон,
и скрюченность засохших веток, абстрактность заоконных форм
так угнетает, сон немыслим – что может здесь присниться мне,
а значит, я опять не высплюсь… Пейзаж, чем дальше, тем страшней –
руины, свалки, пепелища, как будто бы – вчера погром,
и только чёрный ветер свищет над каждым брошенным двором.
…Стемнело. Свет зажгли в вагоне и сразу темнота прыжком
рванулась к стёклам. Мрак бездонен и не нарушен огоньком.
Он так и длится вдоль дороги тяжёлой, чёрною стеной,
и только месяц, серп двурогий плывёт над спящею страной.
В незанавешенные окна бросает тонкий острый луч,
вплывает в мягкие волокна сгустившихся внезапно туч,
дырявит их, седая морось торит дорожку на стекле,
а поезд набирает скорость. Народ расслабился в тепле,
он разворачивает свёртки, шуршит газетами, фольгой,
звенят стаканчики-напёрстки, заправлены один в другой,
и льётся влага… Запах снеди, вина и водки, дух пивной,
мои весёлые соседи поговорить хотят со мной,
зовут к столу и угощают. А там и тосты за отъезд,
и проводник приносит чаю, народ усердно пьёт и ест,
стучат колёса, пахнет дымом, носками, потом… Poison,
как компонент необходимый, врывается в недолгий сон,
в проходе узком чьи-то тени, плацкартный быт всегда таков,
и разделяют полу-стены – полу-купе, полу-альков,
полу-убежище... Снаружи опасно, словно там – война.
Пьяна, беспечна, безоружна куда-то едет вся страна.
И я, как малая частица, от плоти плоть, к иным местам
бегу, в надежде причаститься глотком свободы, где-то там.
4.06.16.