В её глазах – ландыши пробиваются нежностью,
Зелёными копьями пронзают панцирь усталой земли.
Ко мне тянутся виноградными лозами руки и
Обвивают плечи.
Беззащитная, с горячим лбом, простуженная, а губы пахнут чаем со смородиной.
Дышишь на её озябшие пальцы и понимаешь:
У тебя нет права дрогнуть
Ни на один миг её радужно-солнечных ресниц,
Ласково и устало прищуренных и держащих твоё сердце
В своём сладком обхвате –
Надёжно, навеки.
В её сердце – боль, зубастый зверёк. Роет тоннели сквозь душу,
Чтоб уйти на время, а потом по тайным ходам вдруг вернуться,
Внезапно среди весны нагрянуть сборщиком скорбной дани.
И она ему платит своим солнцем, своей улыбкой и радостью,
Холодея и слабея, теряя живой блеск взгляда.
И не можешь прогнать его, порвать его счета и заявить:
Дескать, платить не будем.
Потому что тоже получаешь тайной почтой эти бумажки.
Молишь весну: спаси, освободи грудь от железных обручей.
Я?.. Да я-то справлюсь, главное – верни улыбку ей.
Мы всегда втроём, и я не имею права ревновать,
Потому что эта третья – и моя родная тоже. Единородная, кровная.
За пыльную пелену августа навсегда ушедшая.
А та, что вечно держит моё сердце в своих нежных, слабых, мягких руках –
Та, которую берегу до стона сквозь зубы, до тихого вздоха, до дрожи в пальцах –
Та, без которой половина души умрёт и сердце канет в холод звёздной пустоты –
Она – мои крылья.
Когда её глаза наполняются тоской,
Стискиваешь кулаки до белизны, до набухших жил, и сердце плачет бесслёзно
Оттого, что в её мыслях сейчас не ты. И это, чёрт возьми, святое и неприкосновенное.
Недосягаемое, как это тихое вечернее небо.
И покорно ждёшь своей очереди. Потому что это твой выбор –
Быть плечом, крылом, стеной.
Она улыбнулась... И опускаешь голову к ней на колени,
И чувствуешь её пальцы в волосах.
За этот миг можно отдать все звёзды, все рассветы,
Все вёсны, все ландыши на свете.
Она смотрит в душу, и её нежность пахнет сиренью, яблоком с корицей,
Смородиновыми листьями, растёртыми меж пальцев,
Бархатно-лимонной мелиссой, зябким румянцем яблоневых почек...
Она протягивает всё это тебе на мягких ладошках, и тут же хмелеешь без вина,
Жадно впитывая подарок.
Её глаза щедры и на ландыши нежности, и на осколки слёз,
Которые ранят так больно, режут до крови,
И каждой алой капелькой из сердца творишь маленькое целительное чудо – её улыбку.
Её руки ещё щедрее глаз – лебединой лаской воскрешают из пепла.
Одно касание – и ты уже неуязвим, полон сил и света, непобедим.
Их нежность – твоя броня, твоя опора и энергия.
И когда отягощённое весенним хмелем солнце висит в небе усталым слитком янтаря,
Она прижимается доверчиво и шепчет: «Спасибо, что ты есть».
Взмах её ресниц – и ты предаёшь анафеме любую мысль о том, чтобы сдаться,
Уйти, отпустить её.
Наверно, есть кто-то там, за светлым куполом вечернего неба...
Он возложил на твои плечи
Это святое обязательство,
Этот долг, который сильнее любой тоски, любого сомнения –
Быть с ней. И нет иного пути ни для тебя, ни для неё.
Её объятия смыкаются крепко и нерушимо, в её горьковато сжатых губах – немой шёпот:
«Ты – моя, я – твоя». И пьёшь эти слова жадно, чувствуя и их горчинку, и сладость.
Это – больше, чем любовь.
Больше, чем что-либо на свете.
3.05.16