Старый мир укутал пледом
ноги сонного огня.
за настырным короедом
поползём, судьбу кляня,
что заставила в притихшем
колыхании стекла
разбавлять цитаты Ницше,
напиваясь добела.
Пить с устатку и не евши,
потому, что шепчет грусть:
путник, в пламени сгоревший,
сможет небо зачерпнуть
и взлететь над косогором,
руки в крылья распластав.
То ли грусть берёт измором,
то ли выдумщик не прав.
В клочья порвана рубаха
износившихся чатлан -
нет причудливее страха,
чем обида за стакан,
что стоит пустой и дикий
на краю святой земли,
где по глупости великой
реки мёдом протекли.
Новый мир в затылок дышит,
перегаром путь мостит,
неприметный третий лишний
нам мигает из-под плит.
Это - жук, бродяга ушлый,
что пролез под сквозняком
в час, когда больные души
шли за Богом босиком.
FB24