Кто поверил - милосерден,
милосердье не убьет,
нет триумфа в чьей-то смерти –
осознанье грань очертит,
пламя душу обожжёт,
или стынью оболжёт…
Это - новые идеи,
это - мир с открытым кодом,
записные книгочеи
постигая эмпиреи,
рушат призрачные своды
догрызая несвободы…
Эти смыслы непонятны,
это - веянья чужие!
как же хочется обратно
юркнуть в стадо,
смыться в жижу,
слиться, жадно
приникая, с тихим светом,
не изранив мир душевный,
и накрывшись общим пледом,
и нащупывая где-то
корни присных ощущений
средь вчерашних допущений
позабыть о вечной схватке
с днем, пропитанным насильем,
с жизнью, жгучей как взрывчатка,
невпопад ответить кратко,
отключить, как кипятильник,
боли призрак инфантильный,
посмотреть в окно на дождик,
размывая представленье
о правдивом и о ложном…
по стеклу сползают рожи
в вертикальном направлении
вызывающем сомнения...
Вожделения нечётки,
острый соус нитей были
на конечностях колодки
застегнет касаньем кротким,
чтобы слезы не застыли,
что текли, блестя бессильем,
и, гудя виолончелью,
сумрак дня, сгустившись в тучу,
звук, рожденный колыбелью,
запах, ставший чьей-то целью,
вдруг сотрет, взмахнувши ручкой…
Ты поймешь – что… стало лучше?
Нет - напрасные старанья
в постижении чужого
не подвластны ожиданьям,
что вчерашнее растает,
как осколки не былого,
и грядущее настанет…
И - вернется боль ожога.