из-нанка янваРя
(Обратно январь)
Алик Буратин, прозвище называть не будем из уважения к его корешам полковнику Карбасу и лейтенанту Дуреману... хрен... Планшет тупой, буквы разлетаются.... Ну, всё равно, они работают в пункте Х (город возле Приморска-Привозска - не будем называть, так, для простоты просто... - условно - Одессоморск, ну, чтоб отвлечься от конкретики. Зараза, эти пальцы скользят по клаве, как бычки по волнолому...
Буратино был засланным киллиром, мочить лишних поэтов в некоей Золотой Дурке, чтоб найти похитителей наминантных премий очага "Психирю", заманивающих неглупых и красивых поэтесс, имеющих мопсов и чиахуаху... Ну, - собак (@) - в дебри металлопоэзии. С совершенно неизвестными целами.
Буратино навинтил глушак и вышел со здания Морвокзала (я работаю по фотокарточкам, как БельмондоВеликолепный, там такие ступеньки вниз и торчит пугала небоскрёб возле прям Морвокзала...)
Ему надо было найти трансвестита Мальвина (кличка неизвестна). А прям за жопой памятника французскому герцогу была забегаловка, чуть ближе Франконей, где Катя Спотёмкинцами справа. Шансов встретить там хотя б трезвого поэта для контрольной саички - нулёк. Но начинать стрельбу всегда с какого-то крючка надо. А тут - на калитке кабака подозрительная холстина с рисунком котла и варящихся в нём портретов неизвестных поэтов с перьями и чертей с вилами, прям - Страна Чудес... Буратино отскочил от проколотого им дверного глазка, из которого застрочил пулемёт отечественной модели, и вышиб калитку локтём.
+++
Продолжение дальше
Временное продолжение
+++
Кила поглубже укутался в плащ, снова подумав, что ветер с моря напрасно назвали бризом.
Последний декабрьский снег каким-то неприятным шорохом мёл по капюшону, металлическая оправа чёрных очков обжигала переносицу, напоминая о недавней стычке, хотя и не по работе.
Кила не знал, стоит ли ждать ещё Дажавю – чёрного хода здесь не было, но, пока отходил за ларёк, Дажавю мог трижды выйти и нырнуть в соседний подъезд. Нелогично? Он не знает о слежке. Да и подъезд на коде, да и не проходной.
Зайти, выпить горячего кофе?
Дажавю его в лицо не знал, но не хотелось светиться. Валить не было никакого смысла – у поэта все доказательства были в голове, а пулей из головы ничего не вышибешь.
Аромат кофе стал проникать через глаза.
Кила – Алик Буратин – потёр кулаком глаза.
+++
Буратино упёрся в переборку и вспомнил надпись на люке в отсек: "Заблудился алконавт на подводной лодке. Не найдёт никак отдел по продаже водки".
Ему не было до шуток.
Команда покинула лодку, пока он спал, и теперь предстояло только как-то крутить штурвал между кряжами подводных хребтов Ломоносова - он криво усмехнулся подводному каламбуру: Буратино сломал нос в гОрах Ломоносова... Когда непонятки - какие родары должны показывать, куда плывёт подлодка... Не зря говорят: лучше подлёдная водка, чем подводная лодка...
На потухшем экране радара какой-то морячок, испытывая, очевидно, ностальгию по воздуху, нацарапал название подводной лодки: "Нанка". Откуда у негров такие имена, вспонилась песня... Тумба? Калинка? Это ещё понятно. Нанайка? Тоже, вроде, видел в экипаже двух нанайских мальчиков и пластинку с песнями "Наны" Берегвадзаде.
Глыбомер тоже отключили для экономии света,хотя ядерный реактор, похоже, фурычил, лампочки тускло освещали рубку. На палубе одиноко валялся рубль (налом), можно было нагнуться и поднять его, но Буратино решил подождать, взяв пример спокойствия с Правительства. Кому рупь нужен?
Так, чувствовал, что глубина - метров шестьсот-семьсот, если на хребте какая-то Джомолунгма есть, можно, в самом деле, нос поцарапать, да не себе, Буратине, а Нанке - если пропорет нос до подбрюшия - лифточные шахты с ракетами ("лифчики") - так полетят с подводы фейерверки - раз - нет Австралии, два - мимо Украины по Румынским нефтяным ПВО... Штат за штатом - слижут, их же перехватывать труднее, чем сотню баксов до зарплаты...
Алик покрутил штурвал туда-сюда на всякий случай - вдруг по носу пик. Чтоб тогда не вышло "пик".
Если честно, он был трезв, когда очнулся на подводной лодке, видимо, на спор с неграми нырнул... Говорила же мама..
Но хватит лирику переть - положение серьёзней некуда: подо льдами Серого Мирового Океана Бледовитого. Между Новой Землёй и Большой Старой плыл на атомной подводке Буратино - в полном одиночестве, без экипажа... нельзя было даже упрекнуть капитана, что свалил первым - Буратино вспомнил, как поменялся фуражками с командиром АПЛ - хохма - моряк в панамке... Впрочем, у Буратино и звание было - капитан-лейтенант - ни то, ни сё...
Надо б выбираться, но жаль бросать дорогую тачку среди океана - дороже мерседеса, ясно.
И тут пришла идея.
+++
Продолжение, как всегда
дальше
+++
Напрасно говорят, подумал Алик, куда денешься с подводной лодки, увидев наружную дверь.
Но, фомочкой отковыряв щёлку, за дверью не то, что страны чудес - акульей морды не увидал - обманка, ложная дверь - в шар с пулемётной турелью для отстрела от других подлодок.
Алик втиснулся в шар, уселся, взялся за рожки пулемётной установки, по-детски, не нажимая гашетки, сказал "та-та-та-та-та", задумчиво всмотрелся в проплывающих рыбок, не опасных для лодки.
И вдруг всё понял.
Ну, не совсем всё.
Всё и сократы не догоняют.
Он обратил внимание, что борта лодки свеже покрашены жёлтой краской. Т с зать, уйеллоу самбурин. Из мультика, который он в детстве просмотрел. Не посмотрел.
Команда вся вышла на аврал-субботник, покрасить лодку для входа в Жёлтое море, где шныряли америкосы.
Ну, и, там, пивки-мивко, девочки-мелочки... А подводную лодку на ручник не поставили - сейчас протёрли иллюминаторы - а в чистом море, в чистом море, как поётся в песне - только рыбки - и ни одной золотой, все цвета хаки...
Алик бы улыбнулся, но лыбка скатилась по щеке одинокой щетинкой... слезинкой. Нет, конечно, в переносимом смысле. Рыдать смысла не было.
Лучше последнюю надежду поискать. Покапишунадеюсь, как говорили римские летописцы императорам.
На стене был приколот листок со схемой пожарной эвакуации.
Кила ввидел то, что нужно: палец указатель на спасательный параход, запертый на камбузе.
Если пароход всунуть в торпедный задний проход и нажать - он пулей выскочит - и плыви на все восемь сторон.
Выход, как могло б сказать говно, если б писало стихи, есть.
Кила вздохнул. Суперагентам так легко ещё всплывать не удавалось.
Что ж, тем лучше, подумал он, случайно дёрнув ручку верхнего сливного бачка, и слился в очко роттердама.
+++
Продолжение в канализации
+++
Полковник Буратин мысленно чертыхнулся.
Четвёртый час он подметал веничком палубы атомохода, а палуб было навалом.
Мыть их не предусмотрено корабельным регламентом, но за время исчезновения экипажа налетело столько пыли, что клочья грязи валялись уже на брючинах, не давая свободно ходить.
Кила плевался, но подметал.
Палуба была перекрыта пластиковым профилем, но пластик был побит, потому что по нему возили малые ракеты и торпеды, и грязь забилась буквально по щелям.
Веник уже поломался, Алик выбросил его заборт, плюнув туда же.
Он не хотел сдаваться, дверь на выход можно было уже и подёргать, но висячий замок был снаружи, и сбить его изнутри было непросто.
Кила остановился.
Подводная лодка оказалась крепким орешком, хотя и трещала от забортной воды.
Внезапно он увидел на полу полузатёртые электронные адреса поэторусов.
На самом деле палуба была сенсорной клавой, и Алик топтал её уже час, не замечая, что выложил сотню хороших стихотворений и даже один роман, впрочем, уже изданный какой-то известной детективщицей Донстиновомариновой.
Предстояло понять, нельзя ли как-то получить гонорар, хотя ни одного банкомата глубже трёхсот метров в районе подводного полигона по испытанию водородки не было.
Алик решил попробовать коды запуска американских ракет, но там были только римские цифры и турецкие иероглифы.
Без денег выкарабкаться на шельф не смогла б даже "Шелл", и полковник поковырял пальцем жестяной почтовый ящик.
Ему так никто и не выслал перевод.
Слава Богу, подумал полковник, никто мне не напИсал, рукомойник был забит солью океана.
И тут он увидел на сенсорном экране портрет своего шурина.
+++
Продолжение может быть.
"Я помню чу" - Кила поймал себя на рассочинении Пушкина, причём, даже не отдельного текста, а как такового, великого, так сказать, русского поэта.
Это заказ Крещатика, раздражённо подумал он, сплёвывая зуб.
Поэзия раскрывает сущность вещей, почему Лук и писал в рифму.
Тем не менее, не тот грек открыл закон Архимеда, не надо слишком думать.
Следы лица на клюквенном торте выдавали почти точно поэта Дажавю, характерные вкрапления изюма ("скажи ню-ю-ю..."", фотогрАф Мондекристе...), потом, сильная проткнутость имитацией длинного носа, якобы обязательного для всех поэтов, на самом деле лишь намекающего, что оставлен Буратино.
Не стоило искать чёрную кошку в чёрном бисквите, если в доме никогда не водилось мышей.
Что до Дажа - его дажа не было в этом доме. Торт был фальшивкой, от него пахло котлетами, причём - рыбокартофельными.
Шоколадки с виньетками якоба стихотворений были разложены рядом с футляром от торта небрежно, чтобы создать впечатление творческого процесса, на самом деле искусно имитированного каким-то неизвестным обжорой-поваром, выдающим себя за кондитера и, следовательно - поэта.
Буратино смёл все улики со стола на пол, и только тогда увидел сидящего в кресле Дажавю.
-Э-э-э, - смущённо сказал Алик, застёгивая брошку бабочки на штанах. - Извините, было незаперто...
И тут он выстрелил - ему показалось, что в руке поэта зачернело дуло автомата.
От глаза поэта скатилась кровавая слеза, и Буратино понял, что Дажавю снова его надул.
Вместо него на кресле сидел его шоколадный клон типа "Марс-Сникерс", батончиком с клюквенным сиропом для имитации высоких чувств высокой же поэзии.
Впрочем, надуть Алика мог и прокисший крем торта, который пришлось съесть на анализ.
Буратино сделал восемь контрольных выстрелов в шляпу шоколадной копии поэта, ну, для понта, и вдруг увидел вшитую в ленту шляпы ампулу с микрочипами стихов, явно происхождения искусственной нейтронной сети, судя по следам губной помады неизвестного онтогенеза.
Так вот оно в чём дело, понял Буратино, развинчивая микроконтейнер и разглядывая стихи на свет: и здесь фальшивки!
Разачарованный микрочип издевательски выдул ленточку с искусственным носом и языком, противным гудком, похожим на зовущий к началу рабочего дня гудок завода по крекингу и выплавке водки с ликёром.
Если так пойдёт дальше, стихов найти не удасться вообще, подумал Буратино.
Кого волнует море в шторм?
Алик перебрал все фальшивые стихи, понимая, что Дажавю не мог протереть их так, что не останется отпечатков ДНК. Ладно, подумал он и обернулся. В трёх шагах за его бывшей спиной стояла прекрасная дама с тяжёлым гранатомётом китайского производства (или чешского, там были инкрустации горного искусственного хрусталя).
- Ну, и что же мы не стреляем? - с юмором спросил Буратино, показывая красотке сенсорный взрыватель от бомбы.
Дама молчала, и Буратино с любопытством пощупал её, конечно, уже догадавшись, что гранатмёт сделан из пальмового шоколада. А дама не та.
Это просто была горничная с пылесосом.
-Ноги вытирать будешь? - грубам басом спросила горничная, и Алик увидел под её кружевными трусиками характерную форму американского шпиона - камуфляжные мужские трусы.
-Чии? - поинтересовался Буратино, пряча стихи в карман.
Разведчик растерялся.
Он не ожидал быстрой реакции на ноги.
-Тут, это, пулесос...
-О, конечно, конечно! - фальшиво пропел Буратино любимый бельканто. - Вы хотите сказать - что это за шоколадный труп на диване? Если присмотритесь - не мой. Смешно?
- В духе стихиры, - пробурчал шпион, окончательно заблудившись, что это не Буратино - сбился с толка.
- Так я пошёл? - спросил Бур невинным голосом.
- Куда? - тупо спросила горничная уже гораздо более возвышенным тоном.
- Да на три точки! - заорал входящий в номер с гаечным ключом сантехник. - Пик, пик, пик! Стихуи-михуи! А мне тут расхлёбывай ваши сраные унитазы!
- Ложный вызов, - холодно сказала горничная, начиная пылесосить торт, в котором, конечно уже не было ничего.
- Я, что, МэЧэЭс? - возмутился сантехник, снимая перчатки. - В номере - трупы. А я зРЯ?
- Успокойся, профессор, - сказала горничная, и только тут заметила лежащий на ковре труп дальневосточного тюленя, одетый в форму офицера британских ВВС.
Буратины в номере уже не было.
+++
Продолжать не стоит, но будет потом
Капитан Тантан Питан Тан подвинул ногой труп, и труп зашевелился.
- Где я? - сказал труп, пальцем доставая пулю изо лба. - Чёрт... Голова трещит...
- Не удивительно, - заметил капитан, подавая трупу салфетку. - Ты кофе не заказывай - у тебя дырки в животе и горле. Ты, вообще - кто?
- Судя по всему - я труп, - мрачно сказал встающий, приклеивая к горлу фантик от сникерса. - Это не Титаник?
- А почему это должен быть Титаник? - терпеливо спросил капитан, доставая из тапочек окурок. - Где бортовые огни?
- У Вас погоны свисают с рябчика, - пояснил труп. - Ну, Вы понимаете: я помню, как бы, чудное, на хрен, мгновенье, и там, ещё, дальше...
- Вы - литературный герой? - помедлив, спросил капитан, доставая из дырки раны пулю. - Тогда многое становится на своё место. Убив Вас, автор надеялся завершить стихотворение?
- Не автор,- прикусил губу труп. - Засранец.
- Тавтология, - заметил капитан, открывая помощник автора. - Он стрелял холостыми?
- Это трюк, - объяснил труп. - Он был женат.
- Его раздражение объяснимо, - осторожно согласился аапитан, - но... Вы кого подозреваете? Кого-нибудь конкретно? Засранец - можно сказать, никнейм отрицательный, если не дешифровать код.
- Согласен, - вынужден был согласиться труп Литературного героя. - Я запомнил три последних буквы.
- Штерн? - вспомнил шутку капитан. - "Не помню"?
- Без обид, - кивнул труп. - У Вас не бывает Дежавю?
- У нас даже мигрень здесь визу не оформит, - отмахнулся капитан.
- Вы, часом, сами стишками не балУетесь? - язвительно спросил труп.
- Ой, Вы о себе не хотите сказать? - раздражённо спросил капитан. - Мне только стихов не хватало в этой мясорубке...
- А стоило бы, - без тени иронии сказал труп. - Вы согласны, что, собственно, рифма - это способ фиксации улик?
- Сказать глупость - обидеть самого себя, - Улыбнуться капитан. - Вы узнайте кого-нибудь из остальных трупов?
- Нет, - поспешил возразить труп. - Вы обратили внимание, что все трупы отсырели перед тем, как слинять?
- Да, - вынужден был согласиться капитан, - трупы исчезли.
- Кроме моего, - усмехнулся недобро Литературный Герой.
- У Вас на рукаве ниточка, - сказал капитан. - Если потянуть...
- Ничего себе, - сказал весело труп, наматывая на локоть. - Тут метра три!
- В тибетско-инкской грамматике буква "х", - сказал капитан.
- Вряд ли это никнейм автора, - заметил труп.
- Уж скорее его квалификация, - пошутил капитан. - О! Меня к телофону. Извините.
Продолжение обратно будет, если
+++
Столичная личность - колбаса, подумал Буратин.
Найти на Стихире поэта - головомойка.
Вечный голод. Хлеб, буттер, овоще.
Пожалуй, здесь был единственный песчаный пляж на всей Андарктиде, хотя лёд даже в разгар января сходил в лучшем случае на километр-два.
Только между скалами чудом остался клочок песка и гальки, и Буратин осторожно присел на ствол пальмы, занесённый северными тёплыми ветрами. Бананы просолились ещё в Индийском океане, ананасы и кокосы, хотя и выглядели симпатично, разбить было трудно.
Нелепо, хорошо - лето, снова подумал Буратино. При всплытии он не взялся за перила и, когла АПЛ трахнулась об мол, пролетел сто метров и упал в стаю пингвинов, что смягчило.
На лодке было и пожрать, и выпить - но эти сто метров по свинцовым нерадиактивным волнам мог пройти только фокусник. Подлодка покачивалась буквально возле его носа, но до её носа было не дотянуться.
Карту Земли Мисс Мод он помнил приблизительно, а это делало углубление в континент рискованным.
Большой баннер "Стихивру" - был, без сомнения, чьей-то умной шуткой, палец, перепачканный краской лазарного принтера показывал на юг, к полюсу, но идти наугад не стал бы ни один гад.
Тусклый серый день должен был закончиться через месяц-полтора, за которые найти какую-нибудь полярную станцию Туамоту, в принципе, было реально. Вопрос был в том, при промахе на другой конец материка выйти пришлось бы к тому лету, но в лёгких тапочках и капитанской фуражке далеко уйти не смог бы и пингвин.
Буратино насторожился: из-за ближайшего айсберга он отчётливо услышал лошадиную ржачку. Двинуть коней в Антарктиде - вряд ли это был подходящий глюк.
Буратино отошёл три шага, разбежался и подпрыгнул.
За айсбергом он увидел стадо зебр. Антарктических бело-белых зебр, разведённых во время третьей антарктической войны нигерийскими полярниками для перевозки лазерной артиллерии.
Можно было надеяться, подумал Буратино, возвращаясь с подпрыжки, копытные знают места, где растёт солома, если незаметно пристроиться к стаду - считай, одной ногой уже спасён.
Буратино осторожно обошёл айсберг... и нос к носу столкнулся с Дажавю.
- Привет, земеля, - сориентировался он, делая вид, что не узнал карточку поэта. - Не подскажешь, как пройти на Стихивру?
- Тамбовский пингвин тебе земеля, - дипломатично ответил поэт. - Вот - номинация - не видишь? "Стихивру". Белым, так сказать, по белому.
- А-а-а... Нет я думал, что, занесло, тут ветрюган был в понедельник, вон, мусору...
- Это пингвины, - холодно поёжился поэт. - А не ёжики. Колючие морские пингвино-котики.
- Мне этот зоопарк не надо, - отмахнулся шпион. - Я б пингвинячего шашлычку сейчас всосал с ледяным пивуськой.
- А я не угощаю, - намекнул поэт. - Если ты, например, берёшь хотя б двадцать кружков...
- Угостил бы, у меня евры, у меня юаны, рэнды, шекеля... Вот - четыре чемодана чистейшего красного золота, это хватит посидеть у пляжа?
- Кому и кобыла, так сказать, муза, - кивнул Дажавю. - Обернись.
- Оп!
Буратино оглянулся, как вкопаный: сзади был здоровенный город, копия - Одессоморск,
Пертопалоск-Антарчатский, не было сомнений, побратим реально Одессоморска.
- Нет, Хайф-на-Дну, ну, слева от Одессоморска, его Сестра, как поётся в песне евровиденья.
- Тьфу сто раз, их кто отличит без флагов? Аншлаг. Вон тот кабак на набережной Модисток?
- Лучше напротив, там стихи с утра пишут пацаны, а девчонки музыку на них кладут.
- Ну, чем сидеть пиво из льда так сосать - пусть послушаем, о чём сейчас современные антарктические поэты пишут, идём.
- Негры чемоданы с бабками поднесут, - сказал Дажавю, маша носилкам. - Девчонки!
- Нет надо ж так повезти, - признался Буратино, почёсывая.нос. - Я думал уже плыть куда.
- Приплыли, - пошутил Дажавю, прикидывая, читать ли ему и свои ещё стихи первому встречному.
Поэты наивны, мечтательны и легковерны, бедны и неосторожны, им читать стихи - что пальцы пивом поливать, а разумно подумать - за что удаляют, что пикают, не лучше ли подумать молча семьдесят раз, а уже потом три раза правду-матку резануть...
Найти читателя на антарктическом пляже может не всякий поэт.
Лучше б зебрам с пингвинами читал, чтоб на шпиона не напороться... Но поэзия что водка, похмелье всегда строго завтра...
Продолжения ведь может и не быть...
+++