Гость сезона Игорь Брен

Литературный Фестиваль Рунета
Дорогие друзья, мы начинаем новую рубрику Гость сезона, в рамках которой будем регулярно приглашать всех вас на встречу с интересными, яркими поэтами. 
Гостем нынешнего сезона любезно согласился стать Игорь Брен http://www.stihi.ru/avtor/pcmystic.
 
Приглашаем всех присоединиться к нашему разговору с Игорем о его авторском мире, поэтических особенностях этого мира, его неотъемлемых чертах и авторских предпочтениях, обменяться взглядами на жизнь и литературу. Начиная с этого момента в течение всей следующей недели у вас есть возможность высказаться, поделиться впечатлениями, задать вопросы и, конечно, просто душевно пообщаться с Игорем Бреном.
 
--------------------------------------------------------
 
Игорь, добрый день! Рады видеть вас в нашей гостиной!
 
 
ТЕМ, КТО РАБ И ГРУБ http://www.stihi.ru/2014/04/20/10612
 
Слышь, мальчиш, 
прекращай стенать, 
мол - земли не так разделены.
Поле - выж-
женно, вскачь - стена,
за ней вымерзают демоны.

Их глаза -
под покровом губ,
всё чаще и тише щёлкают.
- Ишь - нельзя
тем, кто раб и груб,
чей пращур не вышит шёлково?!

- Рви парчу,
перешить хочу
границы живыми нитками! -
главный чур 
обнажил чуть-чуть 
кирпич, и под ним гранитное.

- Сны - слюда,
разломи сюда -
блестеть по подушкам стопками.
.
- Исхудай 
на моих следах -
ведь "степь" - потому, что стоптано.

Степь да степь,
и опять - кру-гом,
зазвенев вековыми кольцами.
Печенег -
не такой другой,
если инеем в спину - "Половцы!"

- Тьмы и тьмы,
да послать бы на ...
но где же они, идейные?! -

Поле - вы-
жило, вспять - стена,
и демоны-то поддельные.

***

Поле, степь,
перевал и брод -
что ни выберешь - то и лишнее.
Отлететь,
не раздав добро -
раздавив по деревьям вишнями?!

Их не скрыть
за затвором губ -
эти тыщи собрать бы в ящики.
Выше крыш
приговорный гул -
"То, что ищете, то - обрящете!"

Волчья сыть,
не гадай на жизнь -
алым серое успокоится.
Обложи -
и айда кружить
милосердной удавкой поиска.

Развезло,
по следам не взять,
бездну ёжит луч окровавленный -
разве зло
угадать нельзя
в безнадёжно-тягучем вареве?

Пей до дня,
на котором крест,
закуси удилами-звёздами.
Не понять -
за кого воскрес -
здесь уже и без Аза воздано.
 
Марина Чиркова - Первое, с чего хотелось бы начать разговор, это то впечатление, которое зреет у меня с самого первого знакомства со стихами Игоря Брена. Поэтическое слово интересно (среди многого другого) еще и тем, что оно преломляет реальность. Читая, мы смотрим на известное через линзу авторского взгляда, распознаем эту реальность в доселе неизвестных — авторских - нарядах, видим ее с новых углов зрения. Именно так поэзия открывает новое.
Этим методом пользуются многие авторы, но «фирменное» отличие авторского метода Игоря Брена — это глубокое преломление реальности, очень глубокое. Но при этом важная, столь же «фирменная» бреновская черта - в каждом образе остается узнаваемость, не вырванный «корешок реализма», который служит прочной путеводной нитью в лабиринте отсылок, и дает увидеть глазами автора. Образно говоря, можно нарисовать кошку со всеми деталями, лапами-усами-шерстью и миской молока, а можно - два кружочка, два уголка над ними и щеточка усов внизу - и это тоже будет однозначно кошка. 

Петра Калугина - Кошка по Брену. Концептуальная такая кошка: щепотка лап-усов-глаз, брошенная в пространство. Не всякому очевидная кошка. Скорее, это не кошка, а приглашение пройти по цепочке ассоциаций, как по натянутому канату - и, если не сорвешься, этот тонкий тросик текста приведет тебя к кошке.

МЧ — Да, именно. Мне кажется, не заскучаешь с ней, иногда и ловить ее приходится в темной комнате с завязанными глазами. Но — тут Игорь нас никогда не обманет — кошка смысла в комнате восприятия будет всегда, в этом можно положиться на автора. И даже не одна. 
Обращает на себя внимание современность и вневременность стихов Игоря. Читаешь о печенегах и половцах, но при этом не оставляет четкое ощущение, что они здесь и сейчас все продолжают топтать степи нашего бытия, все те же инстинктивные стихии в нас продолжают и будут продолжать перекраивать и перешивать границы, выстраивать стены и пугать демонами...
И боги — древние кровавые божества тотемов, и ветхозаветное око за око — все эти силы по-прежнему живут, кромсают сегодняшнюю реальность. И новозаветная жертвенность может снова оказаться напрасной, потому что «уже и без Аза воздано». 

ПК - Для меня тут первостепенны даже не библейские аллюзии и мотивы, а их сочетание с поэтической эстетикой революции и гражданской войны 20-х гг. В первой же строчке помянутый мальчиш, – разумеется, не кто иной как легендарный гайдаровский Кибальчиш. «Тьмы и тьмы» тоже моментально узнаваемы. С блоковской поэмой также сближает появляющийся в концовке образ Иисуса Христа, зыбкий, миражный, мерцающий. «В алом венчике из роз»… В бреновском тексте несколькими строфами выше есть слово «алый» и, думаю, не случайно. Энергетика, напор, рублено-рваный ритм – всё это также напрямую отсылает к революционной романтике тех лет, к войне красных с белыми. 
В эту парадигму образов, имеющую конкретный адрес во времени и пространстве (Россия, начало 20 века), вписаны-вплетены образы вневременные, архетипические, библейские, а также исторически более ранние (половцы, печенеги). Вернее, не вплетены: одно проступает сквозь другое, проступает и отступает, «ведет войну», и вот за этими попеременными «наплывами» слоев реальности друг на друга интересно следить, читая текст. Возникает иллюзия пребывания везде и нигде. На стороне «добра» и «зла» попеременно. С «нашими» и с «ненашими». Справедливости нет: едва одержав верх, победитель уже «стенает» – земли НЕ ТАК разделены. Это значит, ему предстоит снова – «рвать парчу», «перешивать границы живыми нитками», «кружить удавкой поиска». Даже сам Сын Божий запутан, заморочен этим бесконечным кружением человечества в погоне за хвостом истины; Он растерян: «Не понять, за кого воскрес…»
Энергетика отчаянного поиска, в котором гибнут и убивают, романтического, наивного и кровавого поиска последней истины, – вот, пожалуй, о чем для меня это стихотворение. Оно как бы находится в диалоге с «Двенадцать» Блока, в неожиданно актуальном и напряженном.
 
Татьяна Комиссарова - Чем больше я думаю о стихах Игоря, тем сильнее меня тянет на обобщения. Не мной было подмечено, что все сказанное обладает истиной не просто в себе, но указывает на уже и еще не сказанное. И только когда несказанное совмещается со сказанным, все высказывание становится понятным. Так и здесь: тексты нашего автора лучше рассматривать в общем контексте его творчества и уж точно в более широком контексте современной поэзии. Тогда легче настроиться на его волну, тогда возникнет понимание и, возможно, сопереживание. 
Думаю, среди читателей Игоря больше непринимающих, меньше сочувствующих, еще меньше понимающих его поэтику. Это отчасти странно, ведь направление, к которому я бы отнесла его творчество - назовем его по-умному метареализм, - крепко пустило ростки на нашей поэтической почве еще лет тридцать назад. Поэтому все мои размышлизмы – это скорее напоминание. 
Возьмем такую особенность постмодерна, как интертекстуальность – взаимодействие текста с культурной средой, стремление максимально использовать устоявшиеся мифы и формы. Отсылка, фразеологический оборот, цитата - это как бы заранее подготовленная культурно проработанная значащая единица:
Степь да степь,
и опять - кру-гом,
зазвенев вековыми кольцами.
Или:
- Тьмы и тьмы,
да послать бы на ...
но где же они, идейные?! 
Из того же стихотворения:
Слышь, мальчиш, 
прекращай стенать, 
мол - земли не так разделены.
Читая тексты Игоря, приходится распутывать сложнейшую вязь ассоциаций, и за этой работой не всегда поспевает чувство, ждущее молниеносной подсказки. Привычная реальность не сводится к физическому и психологическому правдоподобию, возникает мир многих реальностей, связанных непрерывностью взаимопревращений. В мире Брена свойства вещей порой более важны, чем они сами, поэтому «тёплый всплеск безлунной глади», «белое алым режет» и люди запираются насквозь. 
Но это, конечно, только беглый и фрагментарный взгляд на интереснейшее творчество Игоря Брена.
 
Александра Инина - Стихи Игоря Брена очень слоисты. Как Шрек или файл фотошопа). Множество слоев взаимодействуют друг с другом, смешиваюся частично или полностью, аллегоричность выделяет основные детали и обеспечиает сверхглубину, недоступную реалистичному изображению. 
 
ТОТЕМ http://www.stihi.ru/2016/05/14/4046
 
рубите сучья, режьте ствол,
и – кровью, кровью –  мы же верим,
что можно доказать родство
с природой - солнцем, ветром, зверем.

сквозные дыры тишины
заполнить чем-то пустотелым – 
познать незримую иным
срамную чувственность тотема.

припасть и жадно целовать...

ты снова смел, и снова полон 
твой мир, и топотом слова:
"я горлу –  волк, а глазу – ворон".

***

вчера кедровые леса
сменили малые берёзы.
врут, что судьбу ни дать, ни взять – 
"что тем, то-тем?" – стучат колёса.
 
век продолжает матереть, 
и печи – дымом на рассвете,
и на столбах у алтарей
членораздельно –  "это-этим".
 
***
 
кукушкин сын тебе совьёт
венок –  под "каждому – своё".
 
МЧ - Впечатляет богатая, раскованная эрудиция автора, легко живущего в многослойности культур и дарящего нам, читателям, это свободное скольжение сквозь века и философии... К современности, которую хочется встряхнуть, точнее даже вытряхнуть из состояния сиюминутной беспечности, напомнить то, чего забывать нельзя. Аллюзии ко второй мировой очевидны, и прорастают к нам. Кукушкин сын с кровавым клювом всегда рядом.
И в этой связи нельзя не отметить, что тексты Игоря Брена ощутимо тяготеют к некой, если так можно выразиться, «анаграммности». Не просто к игре со словами (и смыслами), а к нечто большему — к перестановке смыслов в знакомых «классических» сюжетах. И новое изложение обогащается смыслами по принципу «заяц в сундуке, утка в зайце, яйцо в утке» и так далее. 
Мне хотелось бы спросить, нравится ли у Игорю творчество Д. Авалиани, автора замечательно глубоких по смыслу стихов-анаграмм...м.б. есть даже некое внутреннее родство, с тем знаменитым авалианиевским «азам учили - а замучили, пока лечили — покалечили».
 
ПК - Снова мотив высшей справедливости, воздаяния – точнее, стоящей под вопросом самой возможности таковых. Неким надрывом, выраженным очень экспрессивно, даже чувственно, отмечен и этот текст.
Какой он, лирический герой Игоря Брена? 
Боец – но пессимист. Скептик, заряженный здоровой злостью, помноженной на талант выпускать слово как из пращи. В лоб читателю.
В «Тотеме» мне видится продолжение и развитие темы «ХХ век: Добро и Зло». Теперь уже 30-ые и 40-ые: век-волкодав, «продолжающий матереть», система лагерей по всей стране, вереницы вагонов, везущих лес на нескончаемые «стройки века», война, надпись на воротах Бухенвальда…
В первой части стихотворения явственно слышатся отзвуки ницшеанства. Теория сверхчеловека, взятая впоследствии Гитлером на вооружение; полумифический пророк Заратустра, ставший его «тотемом». От утверждающего силу и витальность «Будем как Солнце» в начале текста – до «Каждому свое», начертанному на вратах лагеря смерти. Мостик между тем и другим оказалось так легко перекинуть – в отдельно взятой человеческой душе и в судьбе целого мира. 
Если в предыдущем стихотворении напрашивалась параллель с «Двенадцать» Блока, то здесь явственно слышится разговор автора с Мандельштамом. Мандельштамовский век-волкодав перекликается с бреновским веком-подкидышем, «кукушкиным сыном», тем самым тёмным существом из мира нави, которое известно в русском фольклоре как подменыш, или обменыш: злые духи подкидывали его в колыбель, выкрав живого, здорового младенца. 
Век-обменыш в каком-то смысле еще хуже, страшнее, чем век-волкодав. Это наваждение, нечто, пришедшее «с той стороны» и навязавшее людям свою злую волю.
 
ТК - Вот ведь как: автор не только использует сложившиеся мифы, но и творит собственные. И правда мифа непреложно обоснована фантастичностью действительности. Я бы еще подивилась свойству автора создавать привлекательного лирического героя, которому безоговорочно веришь. Небезопасная вещь.
 
ДЕНЬ СОЛОВЬИНОЙ СТУЖИ http://www.stihi.ru/2014/08/16/8750
 
город сопит под шины:
"вылей, ушей, сотри".
холодно.
спит мужчина.
или уже старик?

***

кровь на снегу дубеет.

под человечий визг
бодро бегут ступеньки.
те,
что навстречу - 
вниз.

арки.
на пьедестале - взгляд, оловянный, льва.
жаркий наплыв развалин.
рядом она, 
жива.

прочерк следами выжжен,
соты во мгле дрожат.
корчась съедает крыша
сотый последний шаг.

белое алым 
режет 
вечер на этажи.
время, пожалуй "прежде" -
мне же ещё ожить.

в день соловьиной стужи, 
в ночь, 
где ветрам тепло,
тело отводит душу, вновь выбирая плоть.
 
полый гранит заманчив - выжить, окаменев?

**

городу снится мальчик. 
бывший. 
а может - нет.
 
МЧ - Пронзительное чувство утрачиваемого внутреннего-детского «я», состояние, внутренний градус которого стремится к абсолютному нулю. И тем не менее однозначна авторская воля - «мне же ещё ожить». Игорь, здесь я про жизнь спрошу, столько в ней терзаний приходится переносить иногда... как думаете, литература это игра или ее главный смысл все-таки в том, что она помогает выживать? хотя возможно, это одно и то же)
 
ПК - От текста к тексту укрепляюсь в мысли, что Игорь Брен – автор очень экспрессивный, и что эта неявная, «сухая» экспрессия (без громких выкриков и обнаженных эмоций) способна оказывать на читателя мощное воздействие. Благодаря ей образы не просто «раскрываются», а вспыхивают в читательском восприятии, как порох в капсюле патрона при ударе бойка. 
Второе наблюдение: у поэта Игоря Брена, похоже, серьезный роман. Роман с ХХ веком. Особенно сильные и противоречивые чувства он (его лирический герой) испытывает к периоду революции и гражданской войны. В какой-то момент, читая Брена, поймала себя на мысли, что в голове крутится строчка из песни: «Белая гвардия, Чёрный барон // снова готовят нам царский трон…»
Лирический герой Игоря Брена представляется мне похожим на этого самого «Чёрного барона», на его резкий профиль на фоне догорающего заката. «Сокрушен, но не сломлен». Трагическая фигура, олицетворяющая собой смену времен и связанные с этой сменой события. 
«День соловьиной стужи» – время «бывших»: «бывшего» города, лежащего в руинах, с кровью на снегу, с хаотичными щелчками выстрелов, с петляющими по заснеженным улицам следами. Это город «Белой гвардии» Михаила Булгакова, его трудно не опознать. «Бывшему городу» снится «бывший мальчик» (реминисценция из горьковского романа «Жизнь Клима Самгина» – произведения, к написанию которого Горький приступил в середине 20-х). 
Что такое «соловьиная стужа»? Что-то сродни «черёмуховым заморозкам», только в некоем метафорическом, символическом смысле? Метафора кажется мне очень яркой и красивой, но я не могу сформулировать для себя ее смысл. Пусть это будет мой вопрос, а точнее, просьба к Игорю Брену: пожалуйста, скажите пару слов об этой метафоре, давшей название Вашему стихотворению.
 
АДОМРАЙИМ http://www.stihi.ru/2015/11/06/436
 
жёлтой сливой зреют дали,
спелым воздухом пьяня.
терпеливо ожидает
вечность на исходе дня.

боги к вечеру трезвеют,
ядом рай им – хоть убей.
многоклеточные звери 
запираются в себе.

эта клетка – для рассудка,
эта клетка – для ноги...
что ж ты ждёшь, хромая утка?
верю – больно,
знаю – жутко.
испугалась – так беги.

не лететь же на ночь глядя – 
тьма пронзительно остра...
тёплый всплеск безлунной глади 
обещанием костра.

грозный край летучей туши
не по-доброму молчит –
почему же к этим душам
не подобраны ключи?!

будит ветер на рассвете –
будет,
взвесив ярость,
ветер
бороздить земную ось – 
люди, равные планете, 
запираются насквозь.
 
МЧ — А это философия человека и его возможностей. Здесь многоквартирный-многоклеточный дом самоограничений, добровольно принимаемых на себя теми, кто мог бы если не равным богам (тут боги уже скорее античные), то хотя бы полета души добиться. Если конечно не резать самих себя на фрагменты, не запирать в клетки. Прутья которых все равно проходят насквозь, а значит — бередят.
Интересно, верно ли вижу я, что одна из философий автора, это то мироощущение, в котором Вселенная представляет собой стОящую размышлений загадку?.. И авторская мысль - беспокойна, находится в постоянном поиске. 
 
ПК - Это стихотворение отличается от трех предыдущих: оно о «здешнем», о современном, и намного более иронично. 
В испуге бегущая «хромая утка» на фоне грозной тучи-туши (состоящей из душ, к которым «не подобраны ключи») – явный стихо-шарж. Откуда наползает туча-туша – ответ напрашивается сам собой: с востока, разумеется. «Восточная угроза» гонит бедную Хромую Утку в неведомую даль, в неопределённость и туманность будущего. 
Вполне возможно, автор ничего подобного не вкладывал в это стихотворение. Но в том и прелесть бреновских стихов: их образность не самоочевидна, она есть богатый материал для полёта читательской фантазии и свободной интерпретации. 
Это как чернильные пятна из тестов Роршаха: кто-то увидит в данном пятне одно, кто-то – нечто совсем другое. 
Но экспрессия, внутренняя пружина, сила убеждения у этих стихов такова, что если уж увидел «что-то одно», то чётко и ясно, и уже никто тебя не переубедит, что здесь изображено «совсем другое». Образ в тебя выстреливает и впечатывается намертво. Нет размытости, не возникает внутреннего повода для допущений: возможно, здесь говорится об этом, а может и о другом… 
 
РУХНУЛО ПЛЕТЬЮ ИЛИ МАКАРЕНА ПО-СВОЙСКИ http://www.stihi.ru/2014/09/21/2257
 

              Стояли звери
              Около двери,
              В них стреляли,
              Они умирали.
                (Стишок очень маленького мальчика)
  
              сытое семя и в пашне не спрячешь
                (Пат Р. Браун-Якоби)
  
  
  снежно в апреле.
  на белой аллее
  пленные ели -
- а ну, на колени! -
  рухнуло плетью.
  
  вчерашние дети
  саженны...
  страшно им,
  даже не встретят
  взгляд...
  
  тишина тяжелее снаряда,
  время загадывать "лишь бы не рядом"
  вышло, 
  но вряд ли им кажется лишним 
  липкое   б ы в ш и м   желание выжить -
  
         ...склад гэ-сэ-эм на огонь батареи
         трижды, отрывисто, буркнул - "теплее!"...
         блеет отара...
         ...мычащее стадо 
         сбилось в кустах, под началом комбата.
         выждать, и белую тряпку повыше,
         выбив прикладом свистящее "вы же..."
  
  выжженный мозг, электроды в повидло -
  мыши, вы созданы для лабиринта.
  выход за дверью, да вот незадача -
  с виду "теплее", а пахнет - горячим.
  
  взвод замирает в тени батальона...
  май из глазниц прорастает зелёным.
  
  нет колыбели нежней акварели
  "пленные ели под снегом в апреле".
 
МЧ — Еще одна черта Игоря Брена как автора — достоверность ощущений... Образы настолько ярки, эмоциональны, что увидев раз, не можешь их забыть. Не помню, когда-то давно, одного писателя спросили — вы бог для своих героев, или же вы проживаете всю боль, все страдания вместе с ними? Здесь, думаю, сомнения вряд ли будут — поэзия Игоря Брена исключительно сострадательна, человеколюбива. Сочувствие автора к героям непридумано и живо. Потому и читателя столь сильно волнует сказанное, что оно волнует прежде всего автора. Ценное и очень располагающее качество. 
 
ПК - Стихотворение сходу запускает цепную реакцию ассоциаций: 
- ели в аллее, стоящие в ряд, как приговоренные к расстрелу; 
- тяжелый, насыщенный влагой апрельский снег от резкого громкого звука падает вниз (щелчок плети = выстрел); 
- расстрелянные падают не ничком, замертво, а «на колени»: необходим еще один залп, чтобы их «добить» и заставить рухнуть на землю всем телом; 
- «теплее!», звучащее как «пли!»
Что имеем на выходе? (Что лично я, как читатель, имею?) 
Я имею трагический образ «эха» тех расстрелов, которые происходили во времена гражданской войны с ее полевыми судами, массовыми казнями в исподнем на рассвете, без суда и следствия. Это «эхо» продлилось во времени и пространстве: каждый раз, когда с заснеженных деревьев от резкого звука срываются глыбы снега – это красные расстреливают белых. И наоборот, белые – красных. Люди – людей. Тех людей давно уже нет, но «эхо», рифма жизни, длится сквозь годы, не затухая. 
Этот фантом становится видимым каждый раз, когда с деревьев рушится снег от резкого звука (будь то щелчок плети, громкий смех или воронье карканье). Своеобразная дань памяти, салютный залп по ушедшим. «Плывут пароходы – салют мальчишу!» А мальчиш – он и «за красных», и «за белых»; и, наверное, это именно он стоит в растерянности и не может понять, «за кого воскрес» (вспомним первое стихотворение подборки).
 
МЧ — Мне думается что это уже скорее про нынешние войны...Хотя, конечно, ничто нынешнее небеспричинно.
И да, мне тоже хочется отметить ассоциативность, «двухслойность» видимой картины на протяжении всего этого стихотворения. Интереснейший прием.
 
 
Итак,  дорогие друзья! Гость сезона с нами, разговор открыт!