У всех всё образуется; но как?
Из внутренних потерь, досад, прощаний,
из багажа, любовных обещаний;
из писем в голубеющих конвертах,
летящих к остающимся ногам
и, тут же, пропадающих бесследно.
Уветливо храня свой прежний адрес,
вымаливать прощения у касс
и оставаться.
Всё непременно сбудется; но как?
Через пути, идущие на запад,
через туман, и, собственно, чрез завтра
в котором вся любовь, разлука, ревность;
потёртый чемодан в чужих руках
с его приездом, не утратит прелесть;
с её отъездом, мир не станет лучше:
счастливых отражают облака,
несчастных - лужи.
А судьбы, откровенно говоря, -
лишь ряд догадок и предположений!
И для мужчин, и, кажется, для женщин
в тот самый день, когда сентябрь умер
на пламенных аллеях октября,
те пять минут, что остаются в сумме
с двумя (с поправкой на имущих),
сравнимы со стрельбой по воробьям
из пушек.
Но как быть тем, кого уже не жаль?
Тем, кто взаймы взял одиночество перрона?
Тем, кто причислен к душам миллионов
заблудших среди галстуков и платьев?
Им остается только что прижать
к себе свой чемодан, и плакать,
как человек ворвавшийся с повинной
с дурной, во всём, привычкой уезжать
наполовину...
...и возвращаться, возвращаться к тем,
кто помнит - не его - узоры шарфа
на шее у одной из провожатых
(о коей ему так и не сказали).
Так шляпу и пальто своё надев,
он удалился в глубину вокзала,
оставив всё (не помня о поклаже):
вокзал же, в сущности, - пристанище надежд,
которые, увы, не едут дальше.