Мне приснилось вчера,
Как в степи, за Ростовом,
В злую полночь, в далёком году,
Жгут костёр юнкера,
И под снежным покровом
Спит станица, не чуя беду.
Я, как будто, средь них,
Я такой же безусый.
Блеск кокарды, винтовки затвор...
Вот курносый затих,
А другой, светло–русый,
Начинает ночной разговор.
Лёгкой конницей белой
Несётся позёмка,
Мутным светом луна ворожит.
Вот рукою несмелой
Раскрыта котомка,
Где заветное фото лежит.
Там, весельем лучась,
Взгляд сияет Наташин.
Но для мальчиков в вальсе снегов
Смят полуночный час,
Безнадёжен и страшен,
Налетевшим отрядом врагов.
Недопитый глоток,
Недопетая песня,
Недосказанных слов череда.
Жребий мой не жесток,
Мне не лечь с ними вместе,
Почерневшим от крови и льда.
Только сон повторится,
И в призрачном свете
Вновь собьются в степи у огня:
Оболенский, Голицын...
А кто этот третий?
Почему он похож на меня?
_______________
* Вот эти мальчишки с фотографии времён Гражданской войны и встали навстречу
коммунистической нечисти, заслонив собой погибающую Россию. Это о них сказал
генерал М.В.Алексев, провожая в январе 1918–го в последний путь убитых
красными мальчиков–кадет: «Орлята погибли, защищая родное гнездо… Где же были
орлы?!»
Эти стихи, получившие, благодаря моему доброму другу, певцу и композитору Виктору Дзансолову, песенные крылья, были написаны где–то на рубеже 80-х и 90-х годов. Мне тогда было примерно столько же лет, как и их героям. Теперь уже – героям песни. Обожжённый открывшейся правдой о Гражданской войне, о Белом движении, я в то время робко ещё пытался подступиться к теме, что–то выразить в стихотворных строчках.
Всё начиналось, как страшная сказка,
Как роковое пари.
Мы уходили из Новочеркасска
В саване бледной зари.
Это тоже строчки периода погружения в страшную красно/белую эпоху, которая современной молодёжи почти не интересна, а для меня и многих моих сверстников тридцать лет тому назад стала едва ли не второй реальностью.
Гибельный вихорь вселенского гона
Нас закружил навсегда,
Призрачный блеск золотого погона
Слился с сиянием льда.
Только, как вспышка мятежного блица,
Грезились нам в синеве
Питерских барышень нежные лица,
Яхты на сонной Неве.
Это – из баллады "Ледяной поход", где герои – те же юнкера, кадеты, студенты, словом, дети погибшей Империи. А в стихах, которые Виктор Дзансолов положил сейчас на музыку (я их недавно публиковал), рисуется зимняя ночь где–то на Дону и юнкера, сидящие у костра...
Лёгкой конницей белой
Несётся позёмка,
Мутным светом луна ворожит.
Вот рукою несмелой
Раскрыта котомка,
Где заветное фото лежит.
Там, весельем лучась,
Взгляд сияет Наташин.
Но для мальчиков в вальсе снегов
Смят полуночный час,
Безнадёжен и страшен,
Налетевшим отрядом врагов.
В песне этих строф нет, они подразумеваются, выражаются мелодической темой. Вообще, песня и стихи – это разные жанры. Песня, романс – музыкальная интерпретация поэзии, со своими оттенками, нюансами. Виктор Дзансолов работает именно со стихами, не с эстрадными текстами. Это очень непросто. Спеть–то можно что угодно, даже новогоднее обращение президента, а вот сделать музыку, не только адекватную стихам, а поднимающую их на новый уровень – действительно сложно и требует особого мастерства.
Виктор долгие годы работал с поэзией Серебряного века и Великой Русской эмиграции, с поэтическими произведениями высочайшего класса. Для меня большая честь (тут без дураков, говорю совершенно искренне!) то, что он берёт в работу что–то написанное мной. После Гумилёва, Набокова, Георгия Иванова, Туроверова, Смоленского... К этим вершинам я не рискну приблизиться и на полшага, но идти в том же направлении – для меня уже большое творческое счастье.
И вот – поэзия участников Белого движения и современное осмысление Гражданской войны в стихах, в данном случае – в тех, что принадлежат мне. Не берусь рассуждать о том, насколько это соотносится. Но за собственную честность при воплощении образов Белых воинов я ручаюсь: никогда не следовал литературной конъюнктуре и не стану впредь этим заниматься. Писать нужно лишь о том, что по–настоящему любишь, а не о том, за что платят власть имущие и не о том, что диктует текущий момент. Только тогда будет результат. "Здесь и сейчас" – это не для искусства.
А это – фрагмент моего интервью с петербургским писателем, историком, автором–исполнителем песен Борисом Александровичем Алмазовым "Мы были ближе к дореволюционной культуре ровно на полвека...":
– В одной из Ваших песен есть такие слова: «Мальчишки в будёновках, мальчишки в погонах перестреляли друг друга…», – они выражают общую трагедию русской молодежи, сгоревшей в годы Гражданской войны. Песня – давняя, но сейчас Вы стоите на той же позиции?
– Конечно! Мальчишки – в будёновках и в погонах – действовали по чувству… Я, например, был знаком с одним партизаном–сибиряком. Он в четырнадцать лет ушёл в красный партизанский отряд. Я его спрашиваю: «Ну, а зачем ты туда пошёл–то? Ты, что, хотел, за советскую власть воевать, любимую–дорогую, которая потом у тебя вырезала всех?». А он в ответ: «К нам же тогда японцы пришли…» То есть – он пошёл драться против японцев. Не за Советы, понимаете? А против японцев…
И важно ещё понять: мы сегодня можем судить о тех или иных исторических событиях, потому что знаем, чем всё закончилось, что произошло потом, а современники–то этого не знали! Ну, разве знали, к примеру, станичники, которые в конце 17–го года держали пресловутый «нейтралитет», что через три месяца к ним на Дон придут карательные отряды? Не знали…
Была такая история. В шестидесятых годах в Урюпинск, где после лагерей и высылок доживали свой век казаки, уцелевшие в ничтожном количестве, приехал лектор. Рассказывая о «триумфальном шествии советской власти», он своё выступление завершил вопросом: «Ну что, теперь–то вам ясно, за кого надо было воевать?» И тут со всех сторон понеслось: «Ну, милый, да кабы мы знали, как оно всё выйдет, так мы бы до последнего патрона… мы бы насмерть стояли… кабы знать, так мы бы уж встали!..» Причём, никто не говорил ни одного слова, за кого бы они воевали, но настолько очевидно было за кого, что лектор онемел от страха. Со всех сторон ему кричали: «Да что ты… да кабы знать, чем оно кончится… да разве б мы тогда… да мы бы там… да просто с топором бы у каждого порога… да зубами бы рвали вообще… да ты что…».
– Теперь, когда мы знаем, чем всё кончилось, могли бы Вы раскрыть «военную тайну» большевиков, творцов общероссийского геноцида?
– Их тайна – в абсолютном отсутствии жалости, потому что они все «математики» были… Вот пришёл первый «шахматист» – Ленин, ему было абсолютно всё равно, чьи головы отрезать, кого вбивать в землю и загонять в рамки какие–то, он – «шахматист», прагматик… Он потому и победил, что ему никого не было жалко. Никогда! Чувство жалости у него отсутствовало природно, это – воплощённый сатана: у самого страшного палача жалость всё–таки бывает, а у него – не было. У Сталина, кстати, жалость была, хотя это тоже дракон известный, из того же гнезда, что и Ленин, и восторгаться им нечего. Но за то, что перерезал он подельников своих, кровушкой Россию заливших, большое ему спасибо!
____________________________
Полный текст этого интервью можно прочитать в моём "Литературном дневнике"
http://www.stihi.ru/diary/cornett/2014-12-03
Или здесь – http://www.donskoi.org/982
на сайте Донского монастыря.