Лишь тот, кто не стремится оказаться впереди всех,
может освободиться от ошибок.
Лао-Цзы: «Книга о Дао и Дэ»
1.
Короче «бзы...» нет звука в Поднебесной,
Лао-Цзы на муле, вверх, по тропке тесной
взбирается туда - где на востоке
из тучи Солнце, как в калейдоскопе,
бросает луч то в пропасть, то на гору.
Ему уже давно открыться в пору -
за темнотой преобладает кротость,
а остальному достаётся - норов.
Под ветром, что усилился до гула,
Лао-Цзы пытливо созерцает спину мула,
поскольку знает: сколько вдаль не целься,
всё поглотят снега и эдельвейсы.
Вот так же в зыбь затягивает камень
за то, что Мир отягощен учениками
с пискляво-комариным убеждением,
что все открытья сделаны руками.
2.
О, если бы не тягость к знанию - скука
могла сравниться с прочностью бамбука.
«А жизнь без скуки…» - утверждают греки:
«подталкивает к новой ипотеке!».
Душе, не зря, дано переродиться
из человека в мышь, из мыши в птицу,
не исключая важности забвения
в гравюре выцветающей страницы.
В двадцатом веке жителю востока
от прочности бамбука больше прока
для усиления лавок и лежанок -
замученных любовью парижанок.
И если дальше скрыта запятая
(иначе: как иллюзий не питая)
за вычетом семь первых дней Творения,
всё остальное сделано в Китае.
3.
Так ненароком в росписи кувшина,
находишь логотипы: «Made China».
Что утаил от мира Император
равно числу его электората -
в Китае знают, из какого сора
здесь улучшают качество фарфора,
в рывке прогресса - спящем на вулкане,
раскручивая «Млечный Путь» в стакане.
Гармония и хаос в чашке чайной
водоворотом скрыто неслучайно -
как может показаться очевидцу
жующему в сторонке чечевицу.
Старательно, всю массу измельчая
зубами - пожелтевшими от чая,
(с изжогою от горнего фастфуда)
его вот также кто-то изучает.
4.
Тут поневоле хочется скривиться,
куда не глянь безрадостные лица:
(Хусейны, Пиночеты и Пол Поты)
шедевры современной терракоты.
И если грянет «Третья Мировая»
безумств, своих, гримасу открывая,
за обладание - акром чернозёма,
всё надо принять трезво сознавая.
Что сквернословить и плевать с балкона
особенно опасно в год Дракона,
(с прививкой от желтухи и лишая)
(фэн-шую и кун-фу не возражая)
после пролитых слёз и покаяний,
прошедший ужас перемирия с воробьями -
перевернуть своё мировоззрение
опасно даже с птичьих расстояний.
6.
Сильнее водки с пивом и укола
сей парадокс усилила партшкола!
Тут, если пролистать цитатник Мао,
в чём многие, как я, не понима… (О!)
Проплыв полсотни километров брасом
без ласт - не на спине, не на матрасе.
Не понимая, что же он затеял,
внушил свое не понимание массам.
Так в чём же парадокс великой силы?
Молчать! Молчать! О чём бы ни спросили:
про дом, про жен - разносторонность связи
толкнувшей мысль к причине - эвтаназии.
Дао вместе с Дэ, раздавленные этим,
болезненном открытием, при свете,
мешая варианта суицида,
жизнь, как болезнь донашивает в детях.
7.
Так в азиате выделить китайца
поможет скромность и заноза в яйцах -
в момент блаженства на границе срыва
его демографического взрыва.
Ценой усилий, в частоте движений,
без сдержанности – «ты не совершенен!».
О, ужас, если всё это предвзято
в лингвистике пастельных отношений.
Пусть плох роман, зато прекрасна повесть!
Скажи Гонконг: «За, что же мы боролись?».
В отсутствии покоя и интима,
как трудно в мире выбрать побратима.
К глотку вина легка - щепотка риса?
За всю изнанку их же компромисса?
Жаль, невозможно выведать про это
у бронзового Глеба и Бориса.
8.
Ведь хорошо встречаться двум влюблённым
в стране большой и густонаселённой!
Ведь хорошо - что лето за весною
обогащает лица желтизною!
Ведь хорошо, в закусочной хмелея,
в нирвану запускать зеленых змеев!
Спасибо змею - панды не летают:
такая философия в Китае.
Пусть нитке не угнаться за иглою,
чьё расстояние скрыто желтой мглою,
как стало тесно, ныне, в Поднебесной
и это: повсеместно, повсеместно…
(Не обольщайтесь, что слова транжирю)
но здесь, так испокон веков и жили:
детей плодили - измельчали в порох,
натруженные связки сухожилий.
9.
Так не понять Китая иностранцу
не отделив от черепахи твердый панцирь
безжалостно в проявке негатива:
чем зорче взгляд, тем уже перспектива
Здесь знают эту помесь - счастья с пыткой
в употреблении червя или улитки
«Китаем правит голод любопытства» -
иероглиф для цветной открытки.
Поэтому, не заблуждайтесь в легкой форме,
что всё благое всем несут реформы!
Где рядом под Стеною спорят трое
парит - вопрос: «А кто это построил?».
Экскурсовод ответит: «Император!»
и до ушей натянет респиратор -
на доброе лицо капитализма
социализм ушедший безвозвратно.
10.
Поэтому: тут реже нужен праздник
тому, кто не сторонник смертной казни,
ведь если по-хорошему вникаешь,
к хорошему не сразу привыкаешь.
Но до открытья в детстве пластилина
навоз был первым? Или первой глина?
Не раскрывая тонкости ответа,
где до балета была пантомима.
Не оттого ли – страсти и интриги
Лао-Цзы сознательно замалчивает в книге?
«Что лучше – не сгибаться, иль не гнуться?» -
бессмысленный вопрос задал Конфуций,
ведь не откроешь – ветру, урагану
про чае питье с теми же врагами.
В чём важное открытие мордобоя?
Мир, нам, мостит дорогу кулаками!
11.
В природе завихрений и течений
есть множество своих ограничений,
как выше, до размера отступление,
за будущее место преступления.
Пускай на счастье только чашки бьются
в преддверии крестьянских революций.
Отягощённость - истина прозрений
сердечных вздохов и ночных поллюций.
Так ненависть, гордыню и влюбленность
черпает в мире неопределенность.
Но стоит ей на ком определится:
всё остальное обернётся в птицу.
Мул засопел и покосился хмуро:
(кому - вожжа, кому - акупунктура)
пока дремал на нём великий мастер
он тоже - одиозная фигура!
12.
Он промычал? Нет - промолчал достойно.
Ему - лужок, да сытым спать у стойла,
любить коров с широкими боками,
одну из них ему напомнил камень
покрытый мхом загадочного цвета.
Ему – лужок и вечность до рассвета,
с мелодией бамбуковой свирели
томительно мечтать в закате лета -
пока есть облака на небосводе:
где всё теряем и опять находим,
на том лужке - вскипает зелень в соке,
не замечая, как в котле высоком,
парит орел - под облачною крышей...
и взгляд его настроит - четко - свыше
на разрешенную способность под волной люпина
передвигаться любопытной мыши...
P.S
1.
Лао-цзы (Старый Младенец, Мудрый Старец) — древнекитайский философ VI–V веков до нашей эры, которому приписывается авторство классического даосского философского трактата «Дао Дэ Цзин». В рамках современной исторической науки историчность Лао-цзы подвергается сомнению, тем не менее в научной литературе он часто всё равно определяется как основоположник даосизма. В религиозно-философском учении большинства даосских школ Лао-цзы традиционно почитается как божество — один из Трёх Чистых