Пушкина, доработано от строки "И имя чуждое уста мои шептали"
___________
В Дориде нравятся и локоны златые,
И бледное лицо, и очи голубые...
Вчера, друзей моих оставя пир ночной,
В ее объятиях я негу пил душой;
Восторги быстрые восторгами сменялись,
Желанья гасли вдруг и снова разгорались;
Я таял; но среди неверной темноты
Другие милые мне виделись черты,
И весь я полон был таинственной печали,
И имя чуждое уста мои шептали.
Потом во снах глубоких я терзал мечту,
Вверяя неге этой ночи суету
Всех дел мирских, подвластных жадной воле.
Дориду оставляя на святой заре,
Я пил лучи восхода пьяным сердцем.
Я был повернут к пламени лицем:
В ее глазах сияла вечная мольба.
И солнце и печаль смешались в одночасье.
Над нами воздымалась временем судьба.
И медленно в рассвет стучало счастье
Часами, что таили суть секундой.
Я встал с постели. Дориде полногрудой
Отдал последний взгляд прощальный. Сон.
Не отпускал и рвал внутри измену.
И находя собою перемену...
Я чуть сдержал в груди неясный стон.
Года как ветер — по верхушкам скачут
Застывших и молчащих вяло сосен.
Я, понимая, что всему виною осень,
Смотрю в глаза ее, века в них плачут.
В них опрокинуто и сонно стынет пламя.
Оно, себя теряя, рвется ветром.
Как будто вечное предчувствий знамя.
С своим безумным и благим секретом.
Задулось, сгинуло. Опять взметнулось к небу.
Играет верой, что его сейчас так много.
И опрокинется в углей зовущую утробу.
И пред очами снова дальняя дорога...
Дорида шевельнулась. Вопрошая молча,
Зачем я рано встал, тревогой грезя.
И лишь размеренно часы в рассвет стуча,
Мне понимают тайно: медлить уж нельзя.
Я подошел к окну и осмотрел всю даль.
Печаль невольно въелась в сердце — знаком,
Которым та, другая, поправляла шаль.
И ей мой взгляд теперь измучено знаком.
Я оглянулся на Дориду. Ждет.
Пока я облекусь прозреньем ночи.
И от меня мой демон в гости не уйдет.
И не уйдет совсем. Нет у него той мочи.