ВВЕДЕНИЕ
Электричеству повезло больше, чем поэзии. Если сравнить историю изучения электричества и историю изучения поэзии, то нужно признать, что мы уже отошли от теории божественного происхождения как электричества, так и поэзии, но в случае последней мы часто рассуждаем в лучшем случае в духе Шарля Дюфе, который говорил о стеклянном и смоляном электричествах: одно возникало при трении стекла о шелк или шерсть, второе —- соответственно — о смолу.
Нельзя не согласиться с несколько варварским, но верным взглядом, что стихи, не ведая стыда, растут из всякого жизненного мусора. И действительно, мы можем узнать нечто о розе или лопухе, изучая особенности почв (подзолистая или богатая кладбищенская), но понять, что такое лопух или роза через почвоведение нам не дано. Если в биологии подобное рассуждение очевидно, если в современной физике никому в голову не приходит предпринимать сравнительное исследование влияния кошачьей шерсти и, скажем, козьего пуха на качество электрического разряда, то в современном литературоведении подобное можно встретить на каждом шагу.
Литературоведение – очень молодая наука, хотя литературоведы любят ссылаться на «Поэтику» Аристотеля как на начало своей науки. Для этого, конечно, есть известные основания, если не учитывать того, что этот древнегреческий философ в своей «Поэтике» говорит о разных видах искусства, а не собственно о художественной словесности. Кроме того, за время, прошедшее с тех далеких лет, когда Стагирит читал свои лекции юным и не очень юным древним грекам, когда он набросал этот конспектик лекции, который позже назовут «Поэтикой», прошло около двух с половиной тысяч лет. Некоторый прогресс, конечно, достигнут, но если сравнить то, что предстоит сделать, с тем, что уже сделано, то станет понятно: мы очень недалеко отошли от Аристотеля, а в понятийной строгости подхода к предмету – отступили от него.
Прежде всего мы отступили от того, что он называл словом мимесис, которое очень приблизительно было переведено как «подражание».