Открой глаза, взгляни на мир как птица,
Твоей свободе не придумали названья.
Ты даже, если вздумаешь разбиться,
Самой природе станешь назиданьем.
Взгляни на мир как ангел. Взгляд твой долгий.
Он скрыт в необъяснимой немоте.
От страха крикнуть так протяжно, звонко:
«Не то вы сделали! Да, и не те...».
Смотри на созданное карим оком мамы,
Она – творец, она – есть суть вещей,
Тех, что являясь часто и упрямо,
Едва родившись, требуют страстей!
Пусть смотрит на творения ребенок,
Ему в диковину и страхи, и мольбы.
Он чист, свободен, если ты с пеленок,
По-дурости не дал ему Судьбы.
Вот буря – она сможет посвободнее
Нам силу воли расписать лихую?
Но буря, чем становится спокойнее,
Тем ей самой страшнее – все ж впустую!
И время заглянуло насладиться
Печалью и унылым пленом воли.
Ему б своей безбрежностью открыться,
А чуть ступи вперед, - оно история…
Тут и сама свобода взбелениться:
Чего ей ждать - нетленного покоя?
Или настал час о преграды биться?
Почувствовав, что нет вокруг устоев!
…Присел на камень белокурый старец.
Снял шляпу, с тихим сипом улыбнулся.
Давно смирился на щеках румянец,
А опыт лет к морщинам прикоснулся.
Не ведает он страха перед бурей:
Покой, - он мыслям да душе приятен.
А эта его часть давно ликует,
Чего у смерти лютовать в объятьях…
Но взгляд из под задумчивой глазницы
У старца удивительно беспечен.
Он не ребенок далеко – но рыцарь!
В его руках - его же долголетье.
Он с ним вступает в бури и проклятья,
И с ним же за победы салютует.
Его нельзя ни взять, и не отдать. Но
В нем, если нужно, целый век бунтует.
Он созиданью старца не помеха.
Нет тут ни времени, ни озорства, ни боли,
Один критерий, как творца успеха:
Смахнет ли он слезинку пред собою?
Поймет ли он игру воображения,
Что ангелов на плечи рассадила?
Что хоть кому-то посудить кого-то
Хоть на секунду вроде разрешила…
Или все с той же беззаботной истцей
Седых волос, уставшей жилкой взора,
Сей старец все ж пойдет и объяснит нам:
Все птицы служат. Нам - безволия укором…