СВЕРХЧЕЛОВЕК
Я – властелин всея земли,
я вскрыл земную твердь,
я вырвал радостно из мглы
рожденье, жизнь и смерть.
Взметнул над морем паруса,
и в небо взлёт был крут,
теперь меж звёзд – за небеса –
начертан мой маршрут.
«Яви закон сокрытых крыл,
зажги в себе зарю»,–
так Заратустра говорил,
и я так говорю!
Я тратил силы, жилы рвал,
провёл в борьбе века,
раб революций и нирван,
философ и зека.
Нет ни начала, ни конца,
во всём возврат времён,
изгнанник вечный у крыльца
коленопреклонён.
Прости, прости меня, Господь,
я был и есть лишь прах,
как примирить мне дух и плоть,
и свет любви, и страх.
Я подлый, жалкий раб, прости,
вся жизнь во зле, во тьме,
узри мя, Господи, спаси,
приди, приди ко мне!
Не раб я, не сверхчеловек,
я – путник сей земли,
иду, иду за веком век,
а свет горит вдали…
ЯЗАНЕЙ
Ты куда, Язаней?
Я туда, я за ней.
Но куда, Язаней?
Я за ней, я за ней!
Но скажи, Язаней,
почему ты за ней?
Потому я за ней,
что я сам Язаней.
Но зачем, Язаней,
ты всё время за ней?
А затем я за ней,
чтобы рядом быть с ней.
Но пойми, Язаней,
если ты всё за ней –
никогда, хоть убей,
не бывать тебе с ней.
Я три тысячи дней
всё за ней и за ней,
значит, я – Язаней
вечно с ней, вечно с ней.
ОБИДЧИЦА
Где она, моя обидчица?
Что ты, нет её скромней!
И к тому ж она добытчица,
а не девка из сеней.
Так что, слышь, давай без шухера,
ишь ты, фраер из села,
ты мастак решать со шлюхами
все амурные дела.
Я решал дела серьёзные,
без валюты ни шиша,
но связался с отморозками
и остался без гроша.
С перерезанною глоткою
в скучном морге нагишом
не побалуешься водкою,
не закусишь шашлыком.
Амазонка и кормилица,
не найти ее скромней,
вот уж снова кто-то мылится
к ней у красных фонарей.
Что ты делаешь, бесстыдница,
он твой друг и сутенёр!..
Но вчера убит в гостинице
точным выстрелом в упор.
СУДЬБА
Что такое ты, судьба,
спичка или звёздочка,
самолёт или арба,
или в горле косточка?..
Утренний апперетив,
камешек за пазухой,
с лейбою презерватив,
гондон одноразовый.
Мёд с горчицей пополам,
молочко пчелиное,
ностальгия по битлам,
песня лебединая.
А на нет суда и нет,
серия кассетная,
просто, как сказал поэт,
глупость несусветная!
Ни фортуны, ни борьбы,
горизонт сужается,
и ни с «если», ни с «кабы»
жизнь не зажигается.
Эти строчки не порок,
просто сублимация,
но овация, дружок,
та же мастурбация.
***
Не прошу, не надеюсь, не верю,
закрываю глаза, не дышу,
и таюсь я затравленным зверем,
но пощады не попрошу.
По воде ухожу от погони,
скал обрывы – мои берега,
а лавина внезапно уронит,
похоронит в ущелье врага.
Но не в жилу им эти потери,
и кружат, словно волки, в ночи
рассудительные изуверы,
здравомыслящие палачи.
Ураганы, цунами и вихри,
расползаются злом по земле,
и числа сатанинского цифры
всепобедно пылают во мгле.
От речей краснобаи охрипли,
фарисеи воркуют в тепле,
воцаряется в мире Антихрист,
скрыв короной клеймо на челе.
Не дышу, но мне некуда деться,
на краю, в тишине, вышине
меня выдаст биение сердца,
а без сердца и смерть не по мне.
МОРОКА
Онеменье в миг недоуменья,
и молчанье не от неуменья
говорить об аде или рае –
от обиды, что мы умираем,
что звезда по имени Морока
каждого закружит одиноко
бесконечностью проникновенья
в час молчанья, в миг недоуменья.
БЕЛИБЕРДА
Здравствуй, Жизнь!..
Привет, Белиберда!..–
басурманка, барыня, беда.
Я с тобой и бабушкой Ягой
сторожу кисель береговой.
Бьют баклуши балерина и бельмес,
к ним балда имеет интерес,
точат лясы банщик и барбос:
будто бы бюстгальтер носит босс.
По базару ходит баламут,
сеет там бессмыслицу и блуд,
там бедняк, богач и баобаб
в окруженье бабочек и баб.
В балахоне бодрый баритон
бдит у розы бисерный бутон,
блажью очарован старый бард,
и брюзжит букашка-бюрократ.
Баю-бай, бедлам и бегемот,
бюст и брюхо ищут в луже брод,
а братва с банкротом и бурда
вновь блефуют, как биобадья.
Барахло с бирюльками – бултых!..
Ни Коломбо не поможет, ни Белых,
вамп-мужчина, бляха-блин, на бис
из актрис берложит биссектрис.
Бабники спешат на карнавал,
крот украл у лешего коралл,
Пляшет с балалайкою балбес,
и сигналит в ОБХСС.
Баста! – безработный и босяк,
ни блохи, ни белки, ни бродяг,
хватит забивать всем баки в бязь,
борзописцу с брехуном не до баляс.
А болван ведет с бретелькой бой,
промышляет бестолочь борьбой,
за буханку хлеба и бальзам
в клоуны подался хулиган.
Клоны, кланы, банды и битьё –
это наше славное бытьё!..
Вы меня простите за базар,
я спешу с чувихой в будуар,
есть ещё в бутылке «Солнцедар»,
он чуть лютчше, нежли скипидар.
ЗЛАЯ ОСЕНЬ
Я не обиженный в родне,
в генеалогии всё дело,
что вперемешку в бороде
есть волос рыжий, чёрный, белый.
Суть отразилась и в судьбе,
и в соответствии с палитрой
я то весёлый, как студент,
а то как бомж с пустой поллитрой.
А ну-ка, Саввич, старикан,
выймай свою железну кружку,
а вот гранёный мой стакан,
сегодня мы врачуем души.
Ты и философ, и поэт,
бродяга, бальмонтовский ветер,
тебя ловил паскудный свет,
тот, что от тьмы, а не от света.
Тебя ловил сетями мир,
старался выторговать душу,
но чёрт ни с чем ушёл в сортир,
порхнули следом ножки Буша.
Всё потому, Григорий, брат,
что принцип тут не в лотерее,
не абсолют mc-квадрат,
мысль будет света побыстрее.
Как радовалась топ-модель,
преодолев азы стриптиза,
но вдруг оставила бордель
и в монастырь ушла в Париже.
Среди людей полно гадюк,
как маски, их чины и ранги,
но был раздавлен монстр-паук
двухсоткилограммовой штангой.
Мы, примостившись на скамье
у неисправного фонтана,
зазвали третьего к себе,
морского волка, капитана.
Давай, мотай, Джек, в гастроном,
час подкрепить нам волю к жизни,
зодиакальный метроном
и для судьи совсем не лишний.
Ни наяву и ни во сне
и ни, тем более, в горячке
она и он, оно, оне
не возлежат на ложе брачном.
Спасибо предкам и родне
за древний свет высоких сосен,
за триединство в бороде
за эту злую нонче Осень.
АБРАКАДАБРА
Где она, моя Абракадабра?
Там, где абрикосовая амбра.
И растёт там дерево анчар,
рядом – аракчеевский ангар.
Там, где царство вечное Аиды,
дикий мёд и горькие акриды.
Там, где ждёт всех аутодафе,
«Мальборо» и кофе «Нескафе»
Лошадь тянет старую телегу,
следом мы идём, бредём по снегу.
Аховый маршрут, ау-ау!..
Где свистит стрела твоя Амур?
Там и юный Вертер, мудрый Гете,
акробатка-девочка Бегетти.
Там, где и Некрополь и Авось
возопили в страхе: «Алкогость!..»
Но плывут в Венецию поэты
на исходе творческого лета.
Там и антимонии альбом,
и моей возлюбленной альков.
Мы грешим, бессильные, опасно,
может быть, всё это не напрасно.
Я тебе, одной из авторынь,
говорю торжественно «Аминь!»
ХОЛОДНЫЕ ВОЙНЫ
От Парижа отныне
до уральской деревни
ни людей, ни деревьев,
только сажа и глина.
Всё погосты, погосты,
кое-как, не по ГОСТу,
то кресты, а то кости
что за пир, что за гости?
Пепелища да звоны,
и мутанты, и клоны.
Не чума и не грипп –
вырос атомный гриб!..
Колобок прикатился,
в череп вмиг превратился,
не успел удивиться –
одуванчик в глазнице.
И не надо потопа,
где ты, амбра Европы,
только смрад от укропа
и стропила, как стропы.
А на старой веранде
дядя Вася, мой Гамлет,
он один в санкоманде
и пропил вчера грабли.
Быть – не быть опохмелке,
Чьи же это проделки?
Что за дьявольский хохот,
из земли растет хобот.
И ползёт под стеной
осьминог жестяной,
и не купишь билет
на тот свет, на тот свет.
Лишь скулит и сапог
лижет верный щенок,
а ещё есть в амбаре
каждой твари по паре.
Просыпаюсь невольно,
крест летит с колокольни,
я рванулся к машине,
но лохмотьями шины.
На беленой оградке
только тень от лошадки,
до небес эквалипт,
выше – атомный гриб!
О, холодные войны,
о, ударные волны,
о, моя Пенелопа,
о, опомнись Европа!..
ГОД СОБАКИ
К ночи тени длиннее,
Привидения злей,
Почему всё страшнее
Жить на этой земле?
Что за штука-наука,
Площадь людом полна,
Но не слышу ни звука,
Ти-ши-на…
Ах, вагон мой плацкартный,
Поезд «Ковель – Москва»,
Переполнен подарками,
Мовой ласковою.
Это что ж за микробы,
Сходим, что ли, с ума?..
Про Россию, про бомбы
Разговорный дурман.
Эх, малинка-калинка,
Шпал глухой перебор,
Под ночною косынкой
Украинский простор.
Ни чаёк и ни водка
Не спасут – суета! –
Онемевшую глотку,
Каждый тут сирота.
Год собаки. Граница.
Где твой паспорт, дружок?
Безответно кружится
Тополиный снежок.
В нём ли истины Кришны
Или храм на Нерли,
Подвенечные вишни
Или Спас на крови?
Не оглох, не ослеп я,
Утра призрачен свет,
А вампиры во склепе
Тайный держат совет.
Захмелевшим в дурмане
Столько лет – сколько бед…
Я не знаю, славяне,
Братья вы или нет!?.
Июль 1992
(из архива)
КРУГОВОРОТ
Скрипит рассохшаяся дверь
В архиве замыслов напрасных,
Ведёт бухгалтер беспристрастно
Реестр находок и потерь.
Пространство, ветошь, ворожба,
Шептанье бабки повивальной,
Огарок свечки поминальной,
Достоинство и похвальба.
Престол, оковы, эшафот
И смерть – начало возвращенья,
Столетий кровообращенье,
Души моей круговорот.
МЁРТВАЯ ЗОНА
Заложники новой Гоморры,
Круг предпоследний – восьмой,
Мы все внесены в мартиролог,
Клеймённый Полынной звездой.
Нетленная чёрная лента
Венчает чело Христа,
Потерянное поколенье,
Отравленные уста.
Апрельская свежесть газона,
Юная вишня в тиши,
Самая страшная зона –
Мёртвая зона души.
От Припяти до Иордана
Ветер и ретро, и плоть,
Над нашею жизнью странной
Ещё размышляет Господь.
Пасхальные деликатесы,
Майских жуков полусны,
И только весёлые бесы
Играют, колеблют весы!
ПРОЩАНИЕ
Ночка долгая, беззвёздная,
ты оставь мой бедный дом,
утро новое, морозное
пусть струится за окном.
Серебрятся травы инеем,
всё белее и виски,
всё отчетливее линии
под глазами у тоски.
Здравствуй, здравствуй,
утро новое,
ночка тёмная, прощай,
мной была ты коронована,
мной развенчана сейчас.
Украшал тебя я бисером,
вся в узорах твоя жизнь,
только слёзы мои высохли,
звёзды вечные зажглись.