Жилистый, он был такой жилистый.
С внутренней увядшей верстой.
Как же мы, душа моя, жили с той -
с той, что оказалась пустой?
Прихвостнем, он был её прихвостнем.
Трюфелем поверх её блюд.
Мы с тобой в те дни часто пили с ним.
Он шутил, что нас не убьют.
Голыми, босыми и тощими -
сам не гол, не бос и не тощ -
он теперь нас пляшет на площади
за нечасто брошенный грош.