Я в деревянном кресле восседал в кровавом свете,
Кругом овитый тайной будто бесконечный зал.
Приятный холод, сумрак, недосказанность предметов,
Виолончельный плач и стон мой жадный слух глотал,
Из ниоткуда хлынул человек нагой и белый,
Я задрожал, он просто молоко, он стал плясать
Змеёй взъярённой, тощее изламывая тело,
Вонзив в меня сверкающие звёздами глаза.
Нездешний танец завораживал необъяснимо,
Его движенья обездвиживали плоть мою,
Казалось, вымерзшие полностью глаза незримо
Тепло, ток жизни из меня и сущность жадно пьют.
Я ощущал, как горло сдавливает крепко что-то,
Но слушал словно песню флейты бронхов слабый сип.
А человек всё вился, как паук, сплетая кокон
Из мрака, звуков и себя, где я безвольно гиб.
Как вдруг в руке он воплотил нарцисс и бросил точно
Его в мою иссушенную грудь, раздался треск -
Сломались рёбра и ключицы, хрустнул позвоночник,
Суставы скрипнули, а белый человек исчез.
Пространство всё, весь я слились в единое мгновенье,
Тяжёлой тьмой повисшее на остове пустом,
Опала челюсть, ссыпались фаланги и... крушенье!
Костей и кожи серый прах взошёл густым клубом.
Редакция, 26.07.2006