(из книги "Девятый ветер")
Конец 80-х, начало 90-х. Мне было что сказать, но я еще не знала, как это делается. Зато разрешили самиздат. Но издательство поставило условие: бумагу (300кг.) автор прикатывает сам. Типографию ищет сам. Тираж не менее 3000 экз. и самореализация. В итоге: бумага не та, что прикатила; типография картографическая, переплет на картонажной фабрике в другом конце города (в брак 500 экз.), отсутствие редактора и корректора; забыли поставить ISBN и трижды поднимали цены на издание; подписанная в печать в 90-м году книга вышла в 91-м. В августе...
***
Не верь приметам на закате века:
на запад музы трогаются скопом;
в ночи у Марса дергается веко
при взгляде вниз, на интерьер окопный,
где безнадёга символичных кровель
условным стенам не зазря досталась;
где нелюди больны составом крови,
а мертвецы сбегают с пьедесталов;
где серая плеяда лизоблюдов
Венере протезирует предплечья...
Не верь приметам. Возлюби безлюбье
и времени воздай за то, что лечит
себе подобных бытия клистиром,
гипнозом страха и забвенья пойлом...
(Ничейный горизонт давно не стиран.
Ничейный вор блаженствует, не пойман.)
Когда устанешь отрицать приметы,
не верь глазам, не верь душе и коже:
железную походку, голос медный
обрел вчерашний щупленький прохожий,
надев сукно внерадужного цвета...
Провинция - как на бумаге зимней
эскиз левши. Тупик. Но ты не сетуй -
на черно-белом красное так зримо.
Памяти Александра Меня.
***
Облачается время в черное,
словно нет ничего постоянней
состояния об-реченности,
превращенного в до-стояние...
И, склонясь над судьбиной вяленой,
распростертой на ребрах горестей,
не понять, как идей развалины
затесались в объекты гордости?
Вопрошают глаза осенние,
а ответы на выдохе стаяли:
не приходит любовь спасением!
Или вовсе любви не стало...
Недомолвки, уловки, жесты,
распродажи, обмен суррогатами...
Не привидится лик божественный,
если снится мужик с рогатиной,
если ложью душа зачарована
и былое на плахе мнений...
А водица-то из-под Чернобыля.
А землица-то с кровью Меня.
***
Помнится всякое, липкое, лишнее:
осень, околица, отповедь, облако,
эхо нахальное следом... Не слишком ли?
Треснуло облако. Стаяли облики.
Утро мудрёное, служба усердная,
необходимостей нудная очередь:
ироды, идолы, гении, серости,
камни за пазухой, разное, прочее...
Осыпь сомнений и насыпь бумажная,
льнущие, лгущие, ближние, дальние, -
Ангел терпимости, как тебе машется?
Южные звезды такие скандальные...
Страсти окалина, страхов оскомина,
кожей шагреневой небо над судьбами...
Рабство по плану. И, планами сковано,
ёкает время, извечно подсудное.
Брызги раскаянья, блики иронии,
образов оползень, полночь-провидица -
вроде бы всё. Остальное обронено
узницей-осенью в хляби провинции...
(продолжение следует...)