Мёртвый сезон
впереди. Грозовые, но зонт
позабыт второпях, как назло;
в сжатых лёгких — озон.
Спальный район ли,
бетонка промзон — всё одно,
но ответь по какой же из сотен дорог
нас сюда занесло,
на грязный вокзал?
Каждый взгляд — вслед пустым поездам —
как сигнал: ни остаться нельзя,
ни вернуться назад.
Старый рюкзак
на плечах — и печаль, и тоска
всех несказанных фраз, лишь в глотке из горла
догорает закат.
Этот закат отражается красным
в пьяных глазах.
Тонут в слезах обречённые на смерть,
с явью связав
жизнь, задыхаются в приступах астмы:
наши слова — кашель,
и каждому страшно хоть слово сказать.
Сотни дорог
оплели горизонт. Срок истёк —
прогорел до углей небосвод.
Раздаётся свисток.
"Здравствуй, плацкарт",
говоришь. Покидая перрон,
прячешь взгляд, словно в каждом прощании
спрятан последний патрон
и взведённый курок.
С путевой — на восток. Вместо слов —
стук колёс, как финальный аккорд.
Но летальный исход —
ложный прогноз:
вместо слёз будет только восторг,
а не тысячи строк,
если ты обернёшься на оклик
"постой!"
Небо — по-прежнему чёрное.
В наших
широких зрачках —
дождь и сияние многоэтажек.
Пальцы дрожат,
руки сминают картонные пачки,
ждут поезда
нужного слова.
Мой кашель.
Прощай.
Тишина.