"В тот день, когда складывается сюжет, начинаются противоречия. И когда главный персонаж похож на кого-то из близких, и когда ты в сюжете играешь роль человека не от мира сего.
– Твою мать! – кричат противоречия голосами знакомых.
– Да кто позволил с нас мерки снимать! Чай не гробовщик, – возмущаются предки обобщений.
Но ты продираешься сквозь шум своего ума, идёшь на сделку с совестью ради красного словца, прописываешь диалоги – где-то там, глубоко внутри своего воображения и… бормочешь несуразное на выходе. Что выход? Ты уже всё сказал глубоко внутри, наследил в чужих огородах, пошёл против совести, никого не спас наяву, зато в воображении совершил массу подвигов, и даже почистил Авгиевы конюшни. Геракл? – Пацан в сравнении с тобой. А история… колдун, просто колдун, спасающий любимых или убивающий их. Какой Бог? Есть ты – и ты круче – там, глубоко внутри, в пределах своей песни о жизни…"
Так сказал однажды персонаж недописанного рассказа. И была в его глазах печать висельника, а в словах – восторг безумца, прыгающего с крыши без парашюта и надеющегося, что именно сейчас раскроются его крылья.