Когда лоб малыша, мучений жарких полон,
Неясный рой видений белых к жалости зовёт,
Две ласковых сестры придут в его покои...
И нежных пальцев ногти их хранят искристый лёд.
Они влекут его к окну, распахнутому настежь,
Где тонут в синем воздухе усталые цветы, --
И в спутанные волосы кладут, росою капнув,
И нежные, и страшные, изящные персты.
Он слушает дыхание, что веет осторожно
Цветочным мёдом и росой, свежее чистых струй,
Что звуком прерывается свистящим, и тревожным, --
Слюна, оброненная с губ? воздушный поцелуй?
Он слышит: бьются тёмные и длинные ресницы,
И в тишине есть аромат, что с их духами схож,
И как под царственным ногтём, что тихо серебрится --
Потрескивая, гибнет обездвиженная вошь.
Ленивое вино в его крови тогда проснётся,
Как вздох гармоники у губ, как сладкий, томный бред,
И в этом ритме то умрёт, то снова шевельнётся
Желание рыдать навзрыд, не помня белый свет.