Натёк туман во внутренность низин,
луна взирает вниз ущербным оком,
и сновидений бледный керосин
питает пламя спящих одиноко,
и к ним идут на дольний этот свет,
кого обнять, кому припомнить лихо,
из края невозвратных дней и лет,
чтоб в изголовье встать легко и тихо.
А поезд мчит, гремит и дребезжит,
и за окном, сменяясь и мелькая,
то иван-чай вдогонку побежит,
то березняк, то станция Дикая.
Очнёшься вдруг – и под колёсный стук,
бог знает где, на дальнем перегоне,
ещё хранишь тепло обнявших рук,
сжимая воздух в сомкнутой ладони.