1.
Всего один вопрос меня гнетёт и мучит:
неужто ничему нас эта жизнь не учит?
Неужто можно ждать от Вышних искупленья
за подлости позор и клятвопреступленья?
Неужто лицемер руке судьбы неведом,
и, ближнего предав, другим не будет предан?
2.
Душа пустеет понемногу,
переходя в иной разрез.
Шальной соавтор, слава Богу,
куда-то спрятался, исчез.
Прилив ментальной заморочки
сменил медлительный отлив.
И на экран скупые строчки
ложатся, сердце не смутив.
Конец поэту? Это вряд ли,
всего скорее, интервал.
Волненье стихотворной жатвы
ещё придет, как пенный вал,
быть может, мощный и финальный,
свершив веление судЕб.
И это будет изначальный
для ваших душ духовный хлеб.
3.
Ничего не случается,
хоть и жизнь продолжается,
вот деревья качаются,
да гроза обещается.
Выйти что ли мне из дому,
помолившись Пречистому,
мне ли, парню плечистому,
непогоду не выстоять?
Буду хлёстан я ливнями,
будто плётками длинными,
буду пачкан я глинами,
будто грязными кривдами.
Но за то под стихиями
не сдружуся с плохими я,
не столкнуся с лихими я,
позабуду стихи мои.
Ради благ очищения
претерплю я лишения,
мне невзгод причащения,
как ступень возвышения.
Вот деревья качаются,
да гроза не случается.
Жизнь, увы, продолжается,
благо лишь обещается.
4.
Как ручей, утекаю из лонного мира,
мной не лирика правит, а злая сатира.
В этом городе, сморщенном злою жарою,
я писал бы сонеты ночною порою,
но безумием лета опять обуянный,
непотребные строчки строчу, окаянный.
Мне паскудство людское достало до почек,
как вампир, я гуляю в толпе одиночек.
Я поставлю когда-нибудь жирную точку
и уйду за предел, как всегда, в одиночку.
5.
Вечера невозможно тихи. Остывая от жаркого полдня,
и деревья, и люди впадают в немыслимый транс.
Навсегда, до конца эти страдные будни запомнить,
написать или оду, иль томный и страстный романс.
В эти летние дни сердцу кажется счастье возможно,
но нагрянут дожди, всё опять станет трудно и сложно.
6.
Сегодня мир – зелёный дом,
а синий купол – потолок,
и солнца яркий жёлтый глаз
глядит внимательно на нас.
О, если б ведал я о том,
что станет завтра, я бы мог
неуловимое «сейчас»
ловить и править всякий раз.
Но лишь стихов не толстый том
пишу и ставлю в уголок.
А что в стихах? Зеленый дом,
да неба синий потолок.
7.
Мы все, мы все судьбы своей достойны,
а потому попрёшь ли против кармы?
Покуда в душах тлеют злые войны,
для тел и виллы - грязные казармы.
8.
Так же, как и в годы Оны,
на дворе июнь,
расцвели в саду пионы,
день и свеж, и юн,
облака белесой ватой
стынут в небеси,
пахнет ландышем и мятой...
«Господи, спаси,
помоги, продли мгновенья
мирной тишины.
Сопричастности прозренья
мы не лишены,
не чужды мы лицезрений
красоты земной.
Сердце, полное сомнений,
Боже, успокой…»
Эта зелень, это небо,
летнее тепло
одолеют мОрок - небыль,
одолеют зло.
Мы судьбою исказнёны,
и седы, как лунь,
но для нас цветут пионы,
и для нас июнь.
9.
Снился сон, так похожий на жизнь,
беспредметный, бессмысленный бред.
Длилась жизнь - нарастающий шиз,
мешанина из бед и побед.
В этих путах и тяжком ярме
мы впадаем то в ступор, то в раж,
каждый в собственном милом дерьме.
Как тут душу свою не продашь?
Что же дальше? потом? и затем?
И какой ожидает финал?
Нам бы к солнцу, как птицам, лететь,
ну а мы, словно крысы, в подвал…
10.
Вверх по лестнице, по лестнице,
ступеней не считая,
прошагал я много месяцев
с октября до мая.
Не страшат седые волосы,
преклонные годочки,
не терять бы только голоса
до конца, до точки.
Не беда, что сердце выпито,
томит порой усталость,
мое имя в камне выбито,
что совсем не в шалость.
Было страшно, было весело,
но грядущим снова
пусть напомнит эта лестница,
что нетленно слово.