Ушла из жизни Елена Похвиснева, старейший поэт «Магистрали». До последних дней жизни приезжала на собрания уже возобновленной «Магистрали» в дом-музей Марины Цветаевой. Замечательно читала свои стихи. Сохранила молодой голос и молодую душу. Не любила, когда ее опекают, беря под руку: «Я геолог». Всегда приносила пироги собственной выпечки, и чтение стихов сопровождалось яркими воспоминаниями о войне, о походах, о людях.
Е. Похвиснева
«Простите, верные дубравы!»
Уходят тени от акаций,
А солнце движется в зенит.
Сегодня будем совещаться
О том, как жить нам предстоит.
Мы на широкий клен залезем
И будем там решать вопрос –
Кого считать уже индейцем,
А кто пока что не дорос.
Кому придется прыгать с крыши,
Чтоб доказать, что он не трус.
Призывный свист давно я слышу,
Но я во двор не тороплюсь
И всей серьезностью момента
Пренебрегая в этот раз,
Стою на ссаженных коленках,
Над толстой книгой наклонясь.
…А маме просто надоело,
Когда настойчиво опять
Ее просила то и дело
Я каждый день стихи читать.
И второпях перебирая
В шкафу стоящие тома,
Она сказала: «Ты большая.
Читай-ка Пушкина сама».
И вот с надеждой и опаской
Беру я том, врученный мне.
Пока я знаю только сказки
Да о «волшебнице-зиме».
Листаю бережно страницы,
А взгляд летит во все концы
И все не может зацепиться
За стихотворные столбцы.
Но вот под звездочками справа
Я вдруг увидела ясней
«Простите, верные дубравы!
Прости, беспечный мир полей…».
И, ничего не замечая,
Не поднимая головы,
Я вновь и вновь взахлеб читаю
Четыре звонкие строфы.
И непонятно как-то сразу,
Что было вдруг совершено,
И как волнение и радость
В моей душе слились в одно.
И было мне в тот полдень летний
Не оторваться от стола…
А это в мир мой восьмилетний
Сама поэзия вошла.
Чтоб навсегда остаться чудом,
Остаться верою в мечту,
Чтоб стать спасеньем в ту минуту,
Когда и жить невмоготу.
И для меня в земные сроки,
До края жизненных дорог
Во всей поэзии высокой
Не будет выше этих строк.
И я скажу, как в полдень давний,
В последний раз Земле своей:
«Простите, верные дубравы!
Прости, беспечный мир полей...»
Масленица
Еще на исхоженных тропах
Лежит ледяная броня.
Еще не осели сугробы,
Весенние всходы храня.
Но где-то, над сумраком стылым,
Над ветром, стучащим в стекло,
Уже пробудился Ярило,
Дарующий свет и тепло.
И все заблестело капелью,
И шорох прошел на полях,
И вверх потянулись деревья,
Тяжелые ветви подняв.
А я, улыбаясь Яриле,
Красуюсь хозяйкой в окне –
Блины у меня кружевные,
И солнце на каждом блине.
В достатке и масла, и сыра,
И мед золотист и тяжел.
Тебя, ясноликий Ярило,
Зову я за праздничный стол.
Войди же к нам солнечным светом,
Согрей нам сердца и умы.
Сожги наши вечные беды,
Как чучело старой зимы
И сквозь вековую усталость,
Тревогу, и горечь, и стыд
Прозрачным февральским загаром
Надежда на лицах лежит.
* *
*
Светящийся мир синевою объят,
И даль над Землей голуба.
И в солнечный лес, где царит листопад,
Ведет, убегая, тропа.
И мягкая грусть в уходящем тепле
Смиряет встревоженный взгляд.
И медленно чертит по желтой тропе
Кленовый узор листопад.
Я больше не жду ни побед, ни наград,
Я больше не спорю с судьбой –
Я просто иду в золотой листопад
Прощальной осенней тропой.