Все пасет и пасет инь и ян одинокий пастух.
Он устал, отгонять комаров и назойливых мух.
Он налево пойдет – «му» да «ме» вновь и вновь в тишине,
ну, а если направо – «ку-ку» сотню раз на заказ.
И его кирзачи месят месяц иванов, июль.
Одинокий пастух подержаться мечтает за руль
той шестерки незрячей, что лихо пылила в леса,
да пропала в малине – такие, дружок, чудеса.
Под ярмолкой вьют гнезда и мелют зарянки муку,
их пастух по привычке пацанской зовет за реку:
– Фить да фить, ка-ца-цули, цацули, о-ол! –
Полетели скорее, там радуга мочит подол
– во хмелю! во ромашках! в вине наливных земляник!..
Одинокий пастух – во принебье седой проводник –
не Харон, не Икар и не в мыле слюнявый Пегас…
Он, возможно, научит зарянку петь нежность. О нас.
– Фить да фить, ка-ца-цули, цацули, парю-ю-ю!!!
Клевера-клеверочки! как глупых овечек люблю,
акварельное небо, руно кучевых облаков
и луны колобочек, румяный и сдобной с боков…
Волки – мимо, и мимо будливый шакал.
Одинокий пастух, за тебя поднимаю бокал
молока горихвостки, пьянее его не найти,
лопухи да крапива на моем бестолковом пути.
– Фить да фить, – подпевает пичужка, скользя над водой.
Одинокий пастух! возвращайся скорее домой.
Ка-ца-цули, цацули в колыбели бессонной моей,
расплескала надёжу, посылая к тебе голубей.