«Прошу меня простить, что я без стука,
Мороз мне пальцы свел аж до костей,
Продрог до коликов в ступнях, такая штука,
Прошу, пустите в дом, не прошеных гостей!»
Я вышел в холл, где гость стоял в тулупе,
В высоких валенках, которые в снегу,
Не ждал его под вечер на досуге -
Такой погоды ведь не пожелать врагу.
За дверью вьюга снежная свистела,
Мой гость в дверях стряхнул прилипший снег,
Стянул тулуп, с укутанного тела,
В колючей кофте бородатый человек.
Ушанку снял и голова его, как чайник,
Пар повалил из слипшихся волос,
Густую бороду стряхнул высокий странник,
Под метра два, примерно, был у гостя рост.
Широк в плечах, как шкаф с плечей до пяток,
Лет сорок дать ему на глаз,
На удивленье моему – он без перчаток,
А зуб сверкал сквозь губы, как алмаз.
Услышал я его, лежа на печке,
Чей бас затмил треск просыревших дров,
Сквозняк с двери, что затушил огонь на свечке,
Меня вернул в сей мир из черных снов.
Его провел за стол присесть с дороги,
Ему представился, в ответ услышал я,
Что Федор еле вел по снегу ноги:
«И тут увидел дом и слабый свет огня!
Я сквозь пургу, без сил, вперед на ветер,
Упрямо шел, добраться бы успеть,
Боялся встать, застыть на ровном месте,
Чтоб не упасть в сугроб и там не околеть.
А дальше ты, браток, все видел и все знаешь,
Как я без стука влез к тебе в избу,
Ты не серчай, меня ты, брат, спасаешь,
Уж дай мне крышу, переждать в тепле пургу.»
Не мог его я не впустить, прогнать из дому,
Оставить странника в сугробах погибать,
Такую ветряную снежную погоду,
Уж лучше из дому в окошко наблюдать.
Я снял с печи вскипевшую посуду,
Разлил по кружкам, блюдцами накрыл,
Взглянул в окно – метель кружит по всюду,
Как в вечер тот, когда я в страхе был.
На миг задумался, на миг ушел в метели,
Из снежных образов вернул к сей жизни бас,
«Вот это добре же, браток, пары согрели,
Я руки начал чувствовать сейчас.
Ну ты садись, о жизни поболтаем,
Садись, садись, ведь я в сей хате гость,
Молчать же мы в ночи с тобой не станем».
И взял из вазочки баранок мелких гроздь.
Присел напротив я, и взгляд его тяжелый,
Смотрели из глубин усталые глаза,
Мне взгляд его казался чуть веселым,
В котором есть и солнце и гроза.
«Живешь один? Тебя лишь потревожил?
Тебе лет тридцать? Точно, где-то так,
А я полвека на земле сей прожил,
И видел все: и солнце ну и мрак.
Моя жена поблизости в деревне,
Волнуется, хлопочет за меня,
Я шел от кума, что за лесом елей,
Да не успел, дошел лишь до тебя.
Да ты представь, никто не ждал сей бури,
И кум перчатки, вот еврей, не дал,
Ну ничего, теперь-то шиш ему да дули,
А я как чувствовал, а я про бурю знал!»
Стучал он пальцем по столу без злобы,
Кивнул с вопросом: «Есть ли крепче что?
А то, браток, собрал я все сугробы,
Так разогреть бы крепким нам нутро!»
Идею встретил я с довольною улыбкой,
Поднялся быстро я да к полке подошел,
Вернулся я, в руке держа бутылку,
В другой - тарелочку с едою, что нашел.
«Вот это, брат, пойдет же в гору дело,
А то сидим с тобой, как мертвые в ночи»,
Зубами пробку вывернул умело,-
«Вот это пусть советуют врачи.
А то пилюли разные, таблетки,
Уколы в задницу, что в них лишь знает Бог,
Был случай грустный у моей соседки,
Земля ей пухом - скверный был итог.
Качали денежки, качали как насосом,
Жила микстурами, жила, не видя свет,
Я задавался только лишь одним вопросом:
Так почему за деньги в этом мире жизни нет?
Была чуть старше, крепкая бабина,
Всю жизнь в делах она, работала, как волк,
И не пила, сама мне говорила,
Так есть ли смысл? Есть ли в этом толк?
Вот я, смотри, здоровый будто боров,
Всю жизнь хватало мне всего,
Хоть не богат финансово, без споров,
Но больше мне не нужно ничего.
Жена, два сына, дочь, собака,
Скотина, куры да петух,
Охота в зиму, а тепло – рыбалка»,
Прервался он на рюмок перестук.
Затишье в миг вдруг резко оборвалось,
«Так вот, к чему же я веду,
К тому, браток, чтоб что-то не сломалось,
Не стоит жить, как спринтер на бегу.
Ведь всем дано, что может взять на плечи,
Что может крепко на себе перенести,
Не нужно прыгать в омуты да смерчи,
Чтоб больше в жизни что-то обрести.
Так вот, соседка. Не было ни мужа,
Детей в помине не было родных,
Зато с деньгами - что ей эта стужа?
Когда в работе, вся без выходных.
Зато домина. Эй, браток, вторую,
Так вот, домина - мой на фоне клоп,
Но лезть с советами я в жизнь чужую,
Не стал кидать впустую слов».
Звон рюмок вновь прошел меж нами,
Закуска не была нужна,
Заговорил мой гость стихами,
Что загорелась вдруг остывшая душа.
«Вот так живешь, живешь, мечтаешь,
Стремишься, гонишься за тем,
За тем, о том что ты узнаешь,
Когда уйдешь из жизни насовсем».
Без стука рюмку с самогонкой запрокинул,
Чуть пригрустил, я выпил в тишине,
Закуску от себя он отодвинул,
И стал глядеть, что кружится в окне.
«Вот здесь пурга, а где-то светит солнце,
Баланс во всем, баланс в миру таков -
Что кто-то воду ждет в пустом колодце,
Чья жизнь суха без гроз и облаков.
А кто лежит в огромной с пеной ванне,
С бокалом переполненным вином,
Кто чресла разложил на том диване,
Чья стоимость в рублях, как этот дом.
Судьба у люда разная такая,
Кому-то суждено есть только хлеб,
А кто-то кушает яства из кухни рая,
А до чужих проблем и вовсе глух и слеп».
Поднес ко рту мой гость пустую рюмку,
Отдернулся, налил себе и мне,
Раздался выдох, запрокинув руку,
Я выпил с чувством мошек по спине.
«Бог видит все, Бог всюду знает,
Кому какую роль отдать,
Баланс в миру наш соблюдает,
Кому рожать иль помирать.
Ведь посмотри: повсюду войны,
Из века в век, из года в год,
В гробах мужей встречают жены,
Редеет по миру народ.
А ты представь, ах, сколько б было
Людей без войн и без смертей,
Хоть солнце равно б всем светило,
Нам не хватало бы землей.
Баланс во всем: баланс в природе,
Баланс в финансовых делах,
Баланс в сословиях, в погоде,
Баланс в религии, в деньгах».
Поднялся гость, свои расправил руки,
Чуть потянулся над моим столом,
Зевнул, наверное, от скуки,
И посмотрел, как кружит за окном.
«Давно, браток, такого я не видел,
Соседских не видать в пурге домов,
Твоя, как будто, теплая обитель,
Одна стоит на тысячу миров.
Аль есть ли в этом доме инструменты?
Не про ножовку я, и не про молоток,
Я про гитару, разные предметы,
Душе вкусить чуть красоты глоток».
Поднялся резво и с веселою походкой,
Открыл я в комнате из дуба темный шкаф,
Под градусом от крепкой самогонки,
Одел на шею я, зачем-то, теплый шарф.
Достал сундук и взял его за ручку,
Понес туда, где пил из рюмки гость,
Разлился хохотом, скрутился в закорючку:
«Тебе нужна под этот шарфик трость!
Дай посмотреть, браток, на чем у нас играешь,
Да ты у нас, смотри-ка, баянист,
А ну-ка дай, с годами ноты забываешь,
Но пальцы помнят, помнят каждый лист».
Одел на правое плечо одну лишь лямку,
Рукою левой растянул с аккордом мех,
Ведь не представить русскую нам пьянку,
Без шума музыки, не пел чтоб человек.
«Я шел по улице и Вас увидел в платье,
Вы шли с подружкой, посмотрели на меня,
Душа кричала, оглушило это счастье,
Когда я встретил Вас в начале сентября.
И нет в душе моей теперь пустого места,
Вы все во мне заполнили внутри,
Ох, где же Вы, прекрасная невеста,
Ох, где же вы, предмет моей любви?!»
Я слушал песню с дикой жуткой болью,
Вот так я в жизни встретился с женой,
Я предан ей по гроб своей любовью,
В последний день, махая мне рукой.
Тут гость оставил песню эту,
С украдкой глянув на меня:
«Скажи, браток, жены то нету?
Почем скажи беда твоя?»
Я рассказал ему в деталях все, что было,
Жену как встретил в месяц сентября,
Как солнце мигом чувства осветило,
Как я любил, любила как меня.
Лет пять назад в сельпо ушла под вечер,
Меня тогда сразила жутко хворь,
Как закружил тогда снега февральский ветер,
Как издавала вьюга страшный вой.
С тех пор ее никто нигде не видел,
В сельпо она и вовсе не пришла,
Ушла она, так разве чем обидел?
Теперь в избе царит лишь тишина.
Я помнил то, как мне она махала,
Когда в дверях ушла в последний путь,
И на прощанье мне она сказала:
«Я скоро, милый, ляг чуток вздремнуть».
Мой гость в тиши меня дослушал,
Баян стянул он с правого плеча,
Что было в наших разных душах -
Светила общая сочувствия свеча.
«Прости меня, задел тебя я лихо,
Беда твоя – поистине беда,
И в доме этом потому-то тихо,
Что жизнь в ней есть, когда в нем есть она.
Таких как ты, не видел в этом Мире,
Вокруг все сгнили, померли нутром,
У них все есть, детей по три, четыре,
У лучших, вот, вся жизнь - сплошной дурдом…
Устали мы, поделишься матрасом?
Нам спать пора, а вьюга за окном
Не хочет утихать и час за часом
Сильнее бьет по окнам дьявольским крылом».
Я расстелил ему соседнюю кушетку,
Убрали все, что было со стола,
Мой гость подвинул табуретку
Из дальнего, в сей комнате, угла.
Сложил все вещи, лег в кровать со скрипом,
И перед сном одно он мне сказал:
«Живи как жил, с душою пусть разбитой,
В себе людское ты не потерял.
Спасибо, что укрыл меня от вьюги,
Браток, вернется все сполна,
Не опускай, прошу, ты только руки,
Не на тебе, я вижу, зиждется вина».
Ушел я в сон, в нем мигом растворился,
Лет пять не видел светлых этих снов:
Наш дом в лучах дневных тогда мне снился,
Где жили мы и крепкая любовь.
Проспал весь день и встал я лишь под вечер,
Мой гость без слов покинул этот дом,
Пурга исчезла, только легкий ветер,
Чуть гладил ветки груши за окном.
Я тихо встал, оделся, вышел к двери,
Вокруг сгущалась темнота,
Я вышел из дому, я видел еле-еле,
Что в мою сторону, домой, идет она.
_____________________________________
И шли года, росли так быстро дети,
Жена не знала, как прошли пять лет,
Куда пропала, на вопросы эти -
Не стали мы искать ответ.
Тогда узнал, что нет лесов из елей,
И замка нет покойницы такой,
Расспрашивал с допросом я соседей,
Никто не знал мужчину с бородой.