Мне стреляли в голову из охотничьего ружья жаканом – пулей на медведя. И я стрелял из артиллерийского орудия на армейском полигоне. Я работал под землей на глубине 2200 метров и спускался в разведочные штольни на высоте 4500 метров. Я открывал новые реки в диких безлюдных горах и там же находил драгоценные камни. Я шёл первым сквозь пургу и полярную ночь, прокладывая дороги в бесконечной тундре. Я сидел в камере на советско-финской границе и пешком по мосту пересекал мутную широкую реку Парану - границу Бразилии и Парагвая. Я нырял после бани в ледяной мартовский Енисей. Я плыл под парусом по озеру Байкал к песчаным бурятским Хакусам, и под другими парусами – на бриге – по Эгейскому морю вдоль греческого острова Кос к турецкому Галикарнасу – родине отца истории - Геродота. Возле чудовищно прекрасного исполинского водопада Игуасу мне пели старинные песни индейцы племени гуарани. В Буэнос-Айресе на улочке Каминита в портовом районе Ла Бока я танцевал жгучее аргентинское танго с местной красоткой. На берегу китайского Жёлтого моря, вдохновленный рассветом, я писал новые стихи. Кузен президента страны готовил мне ужин и развлекал джазовой музыкой, а древняя старушка за чашкой чая рассказывала, как её сосед дядя Володя, которого потом назовут тем самым Лениным, пытался усадить её, ребёнка, себе на колени, а она всё норовила улизнуть, потому что от него крепко пахло дешёвым немецким пивом. Меня пытались увезти в афганский Кандагар и продать в рабство, но отказались от этого: рабы не читают стихов о любви.
Жизнь принимала меня таким, каков я есть. И я любил её и люблю поныне. И буду любить. И буду жить – покуда живётся на белом свете…