Сборник стихотворений 9

Марат Капашев Поэт
Наши мысли верней наших слов
И поступков верней наши мысли.
Зло есть зло. Несвершенное зло
На какие-то пишется числа.

Остаётся в души тайниках,
Незаметно тобой управляя-
Точно козыри, что на руках,
Но покамест ещё не играют.


Для бога мы что-то вроде котят:
Захочет-задушит, захочет-растопчет.
Конечно, пристрастный, но верный хоть взгляд-
Как быть не пристрастным ему, между прочим?


Какие женщины не любят нас!
Какая красота проходит мимо!
Не отвести заворожённых глаз
От них, влюблённых и – дай бог!- любимых

Пусть каблучками весело стучат,
Волнуют нас летящею походкой.
Навстречу счастью- может быть!- летят.
Как в синем море парусные лодки.


Если многого Вам не дано,
Да и малого не дано-
Будьте честными всё равно,
Будьте добрыми всё равно!

Как можно петь о том, чего не знаешь
И ждать того, чего на свете нет?
Но если в эти игры не играешь,
Какой же ты поэт?


Пишут о любимых, о невестах
Причитают, счастье потеряв.
И почти не пишут, если честно,
О своих родимых матерях.

Сердце затопила мне кручина,
Мой покой украл прекрасный вор.
Милая, хорошая дивчина,
У меня к тебе есть разговор.


Среди рождений и могил
Свою не вижу я  могилу.
Двадцатый век я с плеч свалил,
А Двадцать первый не осилю.


Ничего- как с пустого вокзала
Уходящие в ночь поезда.
А порою и это- немало,
А порою и это- звезда.

В предрассветном пустом небосклоне
Свет далёкой печальной звезды.
Кто-то плачет и плачет влюблённый,
Не накинув на сердце узды.

Всё летит и летит в тартарары
В тартарары летит и летит-
Жгут Рязань и Коломну татары.
А Москва пусть ещё постоит.


Загоняет лейкоцит
Всех за Стикс и за Коцит.
И неведомый мне дронт
Гонит всех за Ахеронт


Вплывает в тишину летучая армада
Фантазий, грёз, сбывающихся снов.
А тех, что не сбываются – не надо-
Зачем нам потрясение основ?

Но всё равно они  нам будут сниться.
Особенно, когда придёт весна
Но в эти непорочные страницы
Никто не впишет наши имена


И я когда-то рифмовал
Слова взыскательно, построже
А ныне крутится штурвал
Уже давно по воле божьей.

Я ничего не доказал
Ни самому себе, ни свету.
Быть может, это- перевал,
Откуда сход в долины смерти

А, может, просто пустота,
Зиянье чёрного провала.
Но всё равно душа не та-
Такою сроду не бывала!

Но чёрств и ироничен взгляд,
А яда больше, чем у кобры
И стала жизнь- пустой обряд.
Уже давно не злой, не добрый.


Забуду обо всём, про всё забуду.
Отхлынет моей памяти волна.
Но кто забудет- не простит- Иуду?-
Такая не прощается вина.


Ты когда-то жила. Ты жила
Ты когда-то мечтала. Мечтала
Но мечта – как и жизнь- из стекла-
Вышло всё- таки звона немало.

Всё теперь: будто ты не жила,
Никогда будто ты не мечтала-
Тем изделья плохи из стекла,
Что всегда перед кем-то в опале


Когда не слышит кто-то неба зов,
Я думаю: олень преследует Нимврода
Есть автор у посредственных стихов
У совершенства нет ни имени, ни рода.


Целую Вашу клешню марсианского краба,
Утонченную, как кольца Сатурна
И в моих чувствах не сомневались дабы,
Сыграю что-либо наподобье ноктюрна.

На зелёном листике, овеянном славой
Марта, апреля и мая отчасти.
И музыка- нехорошая такая отрава-
Разорвёт мое сердце на части.

И мой бездыханный труп бросят в колодец ночи,
И будут плакать о нём посредством свечи огня.
Но из одного витка одиночества
В другой виток одиночества
Будет вести- как слепого- одна лишь память меня.
А в памяти Вы в голубой одежде,
Одеты в сиянье постмарсианских лун.
Ещё прекрасней, ещё роднее, чем прежде,
Уже готовы шагнуть в наступающий июнь


Сетования женатого

Среди баб: Как киту меж касатками.
И в семье почем зря поливают.
Утешение: хоть без достатка, но
Регулярная жизнь половая


Уйди, оставив песню,
Прекрасную, как плод.
Чтоб кануть в неизвестность-
Столкни на воду плот.

И уплыви – на небе,
В воде ли облака.
То ль быль они, то ль небыль-
Качаться им века.

Чтоб ветер был душистым,
Прозрачною вода,
Чтоб плыли ветки, листья,
Упавшая звезда,

Далёкая зарница
И ранняя заря-
Чуть ярче этих листьев,
Чуть мягче янтаря.


Некоторые пояснения к вопросу о наследственности

Не природа на мне отдыхает-
Это я отдыхаю на ней.


Каждое утро вдеваю в петлицу
То розу, то гвоздику,
То лотос, то орхидею.
И иду то красивый двадцатидвухлетний,
То красивый сорокадвухлетний-
Обожаю цветы и себя самого.



Вот это- ночь, а это- день-
Меж ними лишь полоска утра.
Вот это- мощь, а это- тень-
Меж ними обитает мудрость.

Вот тишина, а это- звук,
Что превращается в мелодию.
Вот- не жена, скользнёт из рук
Разлука, ваше благородие.

Как скрипка, у щеки форель,
Смычок- лоза на ней играет.
Как Пиросмани акварель-
И мир от счастья угорает.

Как малая от неба часть,
Прудок, плывет по пруду лодка.
Стоит в ней девка, избочась,
И сеет мелкую чечётку.

Луна горит как Шивы глаз,
Загадочно во тьме мерцает
Или, точнее, как карась-
Как Пиросмани не хватает!-

И сон бредёт издалека,
И бедный разум задувает-
Как будто нежная рука
Хрустальность сферы задевает.

И прыгают во тьме мячи
Лилово, красно и зелёно.
И звезды смотрят, как сычи
Смотрели как во время `оно.

И насыщая чрево сна
Дневной, непонятою пищей,
Мы опускаемся до дна
И всё чего-то ищем, ищем…


Умный и себе же тесноватый
С марсианской жаждою дурить.
Вижу я, что небо небогато-
Нас ему так скоро не купить.

Возноситься на него не стоит-
Всё же ближе неба нам земля.
Загадай желание простое-
Ведь оно не стоит ни рубля.

Будь сатиром перед каждой нимфой.
Вот бежит несчастный Антиной.
Коль жестоки люди даже в мифах-
С чем они уходят в мир иной?

И свои для них бесценны раны:
«Как же с этим в мире я живу?»
Ну а если жить не перестану-
Я своих собратьев позову.

Каждую пусть вспомнят из промашек,
Не вздыхая, что дела- табак,
Кровь мою сосут пусть из рюмашек,
Скажут пусть с презрением: « Дурак».

Своего достоин трибунала,
В небо вознесусь я без труда.
Пусть другим- скрижали и анналы,
Нам же- безымянная звезда.


Королева вязала носок,
Королева вязала чулок.
Не «средь шумного бала»,
Там, где «губки- кораллы»,
Где горит хрусталём потолок.

Королева мечтала
И мечту вышивала.
И на пяльцах сиянье и мрак.
Кто-то скажет: « Причуда»,
Кто-то скажет: « До чуда
Не дотянет мечтанье никак».

Всё равно вышивала
И наивно мечтала
О прекрасном, как сон, короле.
О сиянии бала,
Где она танцевала
Вечер весь с королём па-де-де

И, конечно, признанье,
И его обещанье
Бросить мир весь к её башмакам
И совсем не случайно,
Как заветная тайна
Алой с белою розой роман

Две прекрасные розы.
До чего же похоже
Это всё на несбыточный сон.
Ты прости, королева,
Без печали и гнева,
Что пока не сбывается он.

Всё же в день этот серый,
Где потеряна вера,
Пусть сияют заветные сны.
Потому что иначе
Нам не будет удачи.
И зачем тогда снятся они?


Четыре туза в любой из ваших колод,
А пятый туз-державы моей оплот:
Где шулер на шулере, король побивает туза,
Где можно темнить, а прикупа брать нельзя.

Пик`овая дама, как панночка, щурит глаза,
Мол, надо играть, а карты бросать нельзя.
Азартные игры имеют в основе азарт:
Меняют жизнь- ва- банк!- на колоду карт.


Жизненное наблюдение

Когда тебе пишут отказ на шести страницах-
Много шансов, что будешь сниться,
Что, вспомнив тебя, как мак, заалеет-
Она об этом ещё пожалеет!


Безнадежная, как журавль,
Невозможная, как синица
Белый парус несёт корабль,
Как слезу на моря реснице

Невозможно отдать любовь,
А мечту отдавать рано.
Жизнь течёт, как из вены кровь,
И по Библии и по Корану.


Рояль рыдал. Душа рояля
Белее, чем слоновья кость.
Хоть я ко многому лоялен,
Но всё ж не забываю: гость

Я в этом мире. Миг ухода
Уже предчувствует душа
Безумная, как вся природа,
Как спотыкач карандаша

По белой дести. Но рояля-
Его лишь одного мне жаль.
Он хоть безумствует едва ли,
Но здравомыслящ он едва ль.

Оплот Петра и Амадея,
И Людвига (того, что ван).
Хранит в себе он их затеи
И верен царственным их снам.

И я рыдаю: милый Беккер,
И ты, и ты, и ты рыдай.
Этюдов, пьес, симфоний Мекка
Хоть каплю музыки отдай.

Чтоб сей глоток, горчащ и жалок,
Меня в цветочек превратил,
Чтоб я средь маков и фиалок
О взгляд красу свою тупил.

И вспоминал про Амадея,
Про Людвига (того, что ван).
Читатель рифмы ждет Медея,
Но я отвечу : Ереван.


Пойду подстрелю саблезубого тигра-
Жена давно уже просит шубу.



Скажи мне птица: что это такое-
Меня магнитом тянут облака.
И хочется взмахнуть рукою,
Пером как будто обросла рука.

И кости с упоеньем наполняет
Журчащий воздух, целая река!
Секрет воздухоплаванья не знает,
Что лишь любовь уносит в облака.


Я небо хочу рассказать
И землю своими словами.
Я песню хочу распознать,
Летящую над головами

Как птица. Из света во тьму,
Из тьмы- в воссоздание света.
Быть может, её не пойму,
Как в стуже дыхание лета.

Но пусть прозябает она
У всей красоты на задворках.
Когда быть дворцом не вольна-
Альгамброй, Версалем- и только.


Никогда не любил астрономию,
Но любил нежно звёзды притом.
Зажигают их для экономии,
Выключать забывая потом:

Посмотри в ясный день из колодца-
Брось свою допотопную лень-
Сразу звездами небо зажжётся,
Точно огнивом бьют о кремень.

 
Лазурное пламя бушует
В неведомой нам глубине
Бой с тенью проигран вчистую,
И тени сгустились на дне.

И нежное пламя ласкает
Магнитную синюю шерсть.
Но тает сияние тает,
Как сроду небывшая весть.


Гори, гори, лучина.
Гори, гори, гори
Кручина ты, кручина,
Тоской меня дари.

И плачется, как надо,
Грустится- боже мой!
От счастья до упада-
В печаль, к себе домой.

Что вспоминать не надо-
Того не вспоминай.
Лишь плитку шоколада
Ломай, ломай, ломай

И наливай покуда
Есть что нам наливать,
Порожнюю посуду
Бросая под кровать

Что делать- если пити-
Веселье есть Руси
У Пушкина как жити
Спроси, спроси, спроси.

И скажет нам Сергеич:
«Не пейте натощак
А всё, что было- мелочь,
Что будет- то пустяк».

Веселья пуще горе:
Раз- плюнуть, два- забыть.
И грусть в вине, как в море
Топить, топить, топить


Вот такие дела, дела.
Вот такие, такие дела.
То ли слава ещё не была.
То ли слава уже не была

И нужна ли она? – едва ль,
Шанс стихи предоставить суду.
Обновив хоть на слово словарь,
Я и сам в безвестность сойду.


Антология двадцатого века
Как братское кладбище живой Поэзии.
Так и есть: копни человека-
Ртутным паром истает, струйкой радона, цезия.

А время впечатляет, как женские поцелуи:
Невесомы, бесплотны и неповторимы.
Аллилуйя вам, милые, аллилуйя-
После каждого становимся немножко другими.

И когда загремим под фанфары на тёмное небо.
И божественна нам, космонавтам,
покажется невесомость.
Лишь взгрустну, что я там, где при жизни не был.
И совсем непохожа смерть на страсть,
на влюблённость.


Два века прожить не дано.
Меж брегом и брегом- лишь море
Хоть сушей не станет оно.
Сулит нам не счастье, не горе.

Забвенье, постылый покой
Как канувшей в волны амфоре.
Всегда ты являлась такой,
Горящей, как шапка на воре.


Мой дом сгорает каждую минуту.
Толпа зевак глазеет на пожар-
Как феникс, возрождаю всё наутро
И наливаю воду в самовар

Мой лес ежеминутно облетает,
Хоть чей- нибудь, но радуя всё ж взор-
Но каждый лист привычно пришивает
Моя рука, чтоб зелен был простор.

Моя река мелеет каждым летом
И обнажает, точно душу, дно-
Но я, рожденный – может быть!- поэтом,
Слезами наполняю всё равно.

И падают, как снег, мои седины,
Чтоб отдохнула до весны земля-
Не знаю, сколь ты ласкова с другими,
Но чествуешь меня, как короля:

Даешь мне синеву густую неба,
Даешь безбрежный, точно ночь, простор,
Минуты счастья и минуты гнева
И ветры, прилетающие с гор.

Что ни даёшь- всё впору мне! В обновах
Я щеголяю каждый божий день.
И даже смерть приму, как дар, с любовью,
Хоть знаю, что казнит, как солнце тень.


Как жаль, что ты далеко, далеко.
Как жаль, что забыть тебя нелегко.

Колдунья, вещунья, нагадай по руке:
Светит ли встреча с тобой вдалеке.

А дни уплывают как вдаль облака
А нас разделяют века и века.

А нас разделяют печаль и любовь.
И рвётся на волю горячая кровь.

А счастье возможно, как в мае- снега,
А ты несравнимо ни с чем дорога.

И нежный твой облик растает в ночи,
Ах, знать бы, кто спрятал от счастья ключи?

Но чем невозможней- тем чище любовь
Мы оба с тобой ошибаемся вновь.

Мы оба в отчаянной этой игре,
Всё ж сказочку помня о Зле и Добре,

Опять в потерпевших, опять в дураках
С червонною мастью в обеих руках.

Ну что я скажу тебе? – Только « прощай».
Чего пожелаю тебе? – Не скучай.

А думай и думай всегда обо мне
Когда ветер качает луну в тишине,

Когда звезды, как капельки света средь тьмы
И средь них потерялися мы.


Всё-таки стихи- это больше форма.
Всё-таки больше форма, чем смысл.
И поэтому всегда возможна реформа
И в этом их отличье от числ.

Число стабильно, консервативно,
Всегда апеллирует к здравому смыслу, уму.
А поэзия благоуханна, свежа, наивна,
Как красна девица в высоком своем терему.


Когда среди ночи
Умрут голоса,
И трав непорочность
Заплещет роса,

Когда заблистают
Во тьме огоньки,
И дымкой растают
Июня деньки.

И сердце сжимает
Осенняя мгла-
Никто не узнает,
Что ты не была,

Что ты улетела,
Как песня, во тьму.
Какое всем дело,
Что ты никому

Уже не расскажешь
Про лето, про зной-
Не вспомнят ведь даже
Печали одной.

Она не смертельна,
Чужая печаль-
Как поезд метельный,
Струящийся вдаль.


Ну вот скажем: мне нравится-
Очень нравится!- одна женщина
Но у неё семья:
Муж, ребенок, кошка, собака
Я не верю в то,
Что судьба переменчива,
Как не верю вообще
В приметы иль в знак зодиака.

Я знаю, что тут
Неизменяемая ситуация.
Да и не хочу ничего в свою пользу
За счёт чужой изменять.
На свете слишком много
Подобных вещей, Горацио.
И пора бы уже научиться
За это судьбу свою извинять.

И глупо себя вопрошать:
«Зачем её встретил?»
Ещё глупее вздыхать:
«Когда б всё не так…»-
Слишком много
Подобных вещей на свете
И слишком мало
Для нас- Одиссеев- Итак.


Жизнь сегментирована на свет и тьму,
Жизнь сегментирована на радость и горе.
Как в географии:
Сушей круга четвёртую часть займу,
Всё остальное- море,
Всё остальное- бескрайнее синее море


Тают сладкие жизни мгновенья-
Точно синь уплывает во тьму.
И последней мечты упоенье
Оставляю себе самому.

Есть в такой вот печали отрада
И летейский уже холодок.
Только нового счастья не надо-
Рвёт мне сердце прощальный гудок

Это осень, пора листопада,
Облетанья последних надежд,
Ни во что уже верить не надо-
В рог трубит расставанья кортеж

Бесконечно любимые лица
Через память мою проплывут.
Может, жизнь, как и все, только снится,
Только грёза- вся жизнь – наяву


И когда ты уходишь одна, всё одна
В бесконечный простор, тишину-
И моя есть, наверное, в этом вина-
Сердцем чувствую эту вину.

Ты прекрасна, печальна, как ангел, бледна,
Белокура, как ангел небес.
Всё равно ты одна, ты одна, ты одна…-
Как с небес прилетевшая весть.

Затеряешься ты в пустоте, темноте.
Я оплачу пропажу свою-
Так несбыточной просто затеряться мечте
У бездонных миров на краю.


Вспыхнет, как последняя зарница
В небесах, последняя любовь.
У тебя, поэта и счастливца,
Заиграет медленная кровь.

Но не так, как в юности, спокойней,
Всю твою взволнует глубину,
Человечней, всё-таки, достойней-
А иной любви я не приму.

И всё то, не встретил что когда-то,
Явится в последнем этом сне.
И, пыланьем радостным объята,
Светится, как розы в тишине,

В темноте уснувшего покоя
Эта запоздавшая любовь.
Нелегко с тобой ей, нелегко ей!
Но как будто начинаешь новь:

С первою любовью чем-то схожа:
Та же непонятная вина,
То же замиранье: лопнет всё же
Высоко запевшая струна.

Но уже отцовские есть чувства,
Думы все уже не о себе.
И надежда, смешанная с грустью,
Станет слитком золота в судьбе.


Майской майолики голубая
Чистотой небесная вода.
Я стою, смотрю и улыбаюсь:
Вечность заплывает в невода.

Я такого светлого улова
Не просил у бога никогда.
Светится, сияет, как обнова,
Голубая майская вода


Я мог бы разменять одну на тысячу
И всем тебя поставить им в вину.
Но в сердце ты- мой столп любимый- высишься,
Я верности тебе не уроню.

Я знаю: глупо, знаю: опрометчиво,
Что всё ушло, как вешняя вода,
Но всё равно живу той давней встречею.
А ты хоть вспоминаешь иногда?

Ведь первая любовь и птицей раненой
Бьюсь на волне и розова вода.
Но как тебе, доверчивой, отчаянной,
Не стала болью первая беда?

И кипятком в груди воспоминание,
Что всё б я мог иначе повернуть.
Благословляю всё моё незнание,
Что никогда тебя мне не вернуть.


За юность платим старостью нем`ощной,
Как за любовь несчастьем платим мы
И солнца обод, золотой, непрочный-
Изнанка ослепительная тьмы.


Городишко наш в грязи весенней.
Плещет ослепительная грязь
И стыдится участи плачевной
Белизна, по чёрному струясь.

Вот и всё - сгорают в рыжем солнце,
Плача от обиды, холода.
И уходит потихоньку, молча,
Некогда мятежная вода.

Ждём теперь крылатых возвращенья.
Через страны многие летят
То блистая в воздухе вечернем,
То в рассвет сияние струя.

Медь загара спрячет бледность ликов,
И упругость мускулам вернёт
Тот солнцелюбивый, солнцеликий
Вождь небесный, зная наперёд,

Что опять всё в мире повторится,
Что враждуют солнце и вода
И печаль по воздуху струится
И стоит высокая звезда.


Дороги твои никогда не последни.
И всё же куда-то зачем-то ведут-
Как будет потом и как было намедни
А ты же - страстей всевозможных сосуд.

И катится к чёрту и богу удача,
Людей половиня невинных сердца
И знал бы иначе, так смог бы иначе
И жил бы тогда, не теряя лица.

Горела вода малахитовым светом,
Зелёное пламя сквозь недра горы
Взбегало наружу на радость поэтам,
Не видящим выше той вздорной игры.

Ворочалась в сумраке моря прапамять,
От злости дрожал мировой океан.
И бился в истерике, волны не раня,
Рассвет по угрюмо- роскошным утрам


Какая-то радость мерцает
Стыдливо в твоей глубине.
Ей мига порой не хватает,
Чтоб стать достоверной вполне.


Вечная это потеря-
Времени быстрого лёт.
Миги, часы и недели-
Так вот и юность пройдёт.

Зрелость подарит нам годы
Жизни семейной, труда.
И соловьиных рапсодий
В лету струится вода.

Что же подарит нам старость? -
Я и гадать не берусь.
Но благородны усталость
И бесконечная грусть


Не читайте плохие стихи-
Вред большой от подобного чтенья.
Бог, прощая поэтам грехи,
Не прощает грех невоплощенья


Дай тебе бог того, что мне не даёт.
И по заслугам - хотя какая это заслуга?
Снова сны в вечный уходят свой перелёт,
Чтоб не догнала летящая следом вьюга.

Слепок души оставят они на всём-
Простыни моря о них через годы вспомнят,
Чтобы вернуться на сушу уже дождём,
Чтобы небом вернуться, таким же огромным.


Ну что ж, отпей глоток цикуты-
Вполне приличного вина.
Болеть не будешь ты наутро-
Всех снадобий сильней она.

Когда существованье в тягость
- Цикута- вин всех абсолют-
Всего забвенье- моя радость,
Опорожни до дна сосуд.

Лишь обвиненье в плагиате
Чуть-чуть подпортит этот шаг.
Но помни всё же о Сократе-
А он был вовсе не дурак.


Хороши сто граммов под хвост селёдки,
Под салат « под шубой» и просто под омлет.
Все-таки, закуска, достойная водки,
Милые мои, не родилась на свет.


Всё, что помнится, не стоит внимания,
Всё, что забывается, не стоит ничего.
Горестен и памяти урок, и забывания
Помнится так долго грусть. Но отчего?

Почему крылаты кометы и звезды?-
Не буду считать я крылатых ракет
Где-то в океане есть памяти остров.
Острова забвения в океане нет


Всем лоном мечтала она о любви-
Всем жаждущим огненной молнии лоном.
И мячики взоров бросала: « Лови!»
Но все возвращались с учтивым поклоном.


Сильные, крепкие самцы,
Выносливые, ненасытные самки.
В любом случае, дети-
Свидетельство в пользу их


Охота ведь пуще неволи-
Как тонок пословицы яд!
И мне оглянуться бы что ли
На жизнь прожитую. Не рад

Тому я, что много охоты,
Что лупит неволи больней
Как много пустого осота
На пашне непрожитых дней!

Как много бурьяна, полыни
Во всём, что уже позади!
Как звать эту боль на латыни
Незнаньем, Господь, награди

И корчится в пламени красном
Бессмертная всё же душа
Неужто всё это напрасно,
Не стоит совсем ни гроша?


Вот опять, и опять, и опять-
То есть снова, и снова, и снова.
Как об этом тебе рассказать,
Если способа нету иного?

Засинонимлю я облака:
Назову по-иному их: тучи
Пусть промчатся века и века-
Чем столетья сказать- это лучше.

Назову я тебя дорогой:
Понимай это в смысле: бесценна.
Не отшельник я то есть изгой-
Волхв, ведомый звездою священной.

Буду верить века и века
Я простым человеческим чувствам.
Моя вера проста и легка-
По- иному сказать: безыскусна.


Вот и скользнула над сценой завеса-
Пятого акта уже не будет.
Точность мастера, точность отвеса
Соединятся в коротком чуде.

Юность не любит совсем поражений,
Старость не терпит совсем опозданий.
И в голубой туман наважденья
Тихо скользну, не сказав: « До свиданья».


Наивно ждать больше мига,
Когда сгорает звезда-
Ведь больше слепящего блика
Чернильное «никогда»

Оно растёт и клубится,
Отчаянья краски густы.
И сердце его боится.
До вспышки новой звезды.
….

Чтоб шутку оценить поэта,
Не обязательно поэтом быть:
Слов остроумных, брошенных на ветер,
На редкость едких рассуждений нить.

Быть может, шутка вся таится в рифме,
Быть может, в интонации одной.
И рукоплещут восхищенно нимфы
И не считают вольности виной.


У каждого свои кости,
У каждого свой скелет
Не только сейчас, но и после,
Когда ничего уже нет.

Когда акварельное небо,
Свои поменяв тона,
Вдруг станет гниющим древом
С названьем не дуб, а сосна.

Когда на дешевых поминках
Все пьют самогон и кисель,
Как рад ты, ацтека и инка,
Что всё-таки дёрнул отсель!

Теперь тебе райские кущи
И целые толпы ****ей-
Их дарит тебе Всемогущий-
Разврат невозможен нигде.

Там будет петь Паваротти-
Неслыханной толщины
Ангел, там на болоте
Снятся лягушкам сны.

Всё те ж: о прекрасном принце
Уже в полете стрела.
Свобода важна как принцип,
Кровавящим в ртах удила.

Там будет дешёвая память
Былого сны подсыпать.
Ад- это не там, где ранят,
А там, где дают понять,

Что песенка твоя спета,
Твоя бездарна игра,
Где заперт в отчаянья гетто
Ум с ночи и до утра

И так, как в зыбком болоте
В экзистен…- не тот размер!-
Тонут- летать охота!
Полёта хочется, герр

Пока ещё неизвестный,
Ещё недоказанный бог,
В которого- если честно-
Поверить никак не смог.