Сборник стихотворений 14

Марат Капашев Поэт
Из мебели в комнате - лишь постеленные на пол газеты.
Из еды - лишь паук, висящий на паутине.
Читаю на мебели: «Дюпон покупает Манхеттен»
И думаю с возмущением: «Какая скотина!»

Из жён и наложниц - лишь вокзальная проститутка,
Ублажающая за ночлег и стакан вина.
Она читает на мебели: «Антисоветская утка»
И вслух размышляет: «Неважно какая - была бы вкусна».

Ещё читаем: «Бриджит Бардо разводится с Мастроянни,
Потому что Жана Габена ревнует Софи Лорен».
И думаем: «Все люди произошли от обезьяны,
И не надо ждать резких качественных перемен».

Постепенно вся мебель прочитана и ушла в клозеты,
И теперь лишь оберточная бумага и картонки взамен.
И думаем вслух: «Человек придумал газеты,
Но журнальный столик - в сибаритство, излишество крен».

А газеты вообще - универсальная штука:
Можно клеить вместо обоев, вместо стелек
- в ботинки, пальто на рыбьем меху утеплять.
«Жаклин Кеннеди купила огромный брильянт»
                - дорвалася, сука!
«Мэрилин Монро номинирована на Оскара»
                - какая ****ь.


Как- нибудь проживём. Проживём.
Пусть без мяса, пусть даже без хлеба.
Что-нибудь поклюём, попоём,
Поплюём ещё в синее небо.
Бог даст пищу, и бог даст жену,
Даст детей и, быть может, квартиру.
Но в конце лишь команду одну:
«Майна в землю» - он даст - То есть вира».


Есть выбор: меж ****ью и *****ю,
Меж «да» и – насмешка - «О да!»
И с жизнью не то, чтоб не ладим-
Не ладим порой, господа.

И это каким же нам боком
Выходит - как входит - порой.
Нимфетка, Лолита, Набоков,
Бледней спирохеты герой.

И лету не к месту, о Стиксе
Почти с бодуна - разговор.
С вокзала случайная бикса
И траченный молью сеньор-

Видали вы парочку слаще?
Повидло, лукум и рахат.
Находку такую не спрячешь,
Чтоб с лёгкой душой потерять.


Поэт хорош с изьянами:
Алкаш или Челкаш,
Иль очень вольный с дамами.
Забыв про карандаш,
Сдающий стеклотару,
Ходящий на футбол,
Терзающий гитару,
Иль с удочкой на мол,

Забыв про дождь и вёдро,
Который день и год!
Но не идущий гордо,
Чей взгляд на редкость твёрд.

Такие староверы
Ведь наломают дров:
Как много канители
И мало верных слов.

Разбрасывай по ветру
И годы, и слова.
Не будь лишь геометром,
Чья в клетках синева.

Без дыма и без пепла
Сгори назло всему,
Нескладно и нелепо,
Как только одному

Поэту позволяет
На этом свете бог
Зачем?- и сам не знает.
И есть ли в этом прок?


В Булонском лесу - вальсы венского леса,
В Компьенском лесу - были Брянского леса,
В Шервудском лесу гулял молодой повеса,
Смеясь и не веря - был прав!- что его повесят.
А я брожу по разным рощам и колкам,
Порой вынимая из девичьих кос заколки,
Порой сбивая шары одуванов веткой цветущей,
Следя за тучей, у сини цвета крадущей.
Порой лежу в лесных клеверах душистых-
В ушах звенят и звенят июня мониста,
Порой на лыжах бреду средь заснеженных елей,
Рассеянно мысля: зелёной была неужели
Когда-то трава, когда-то давно
                – не прошло и полгода.
И можно было услышать лесного рапсода.
Теперь не то: похоронные марши метелей
И вялая мысль: «И мы пройдём неужели?»


«Пол станет потолком
                И полом потолок»-
Пророчествует нам златых сечений бог.
Но в горле проглоти адамов вечный ком.
Слоеный сей пирог - многоэтажный дом.


Почему вы припёрлись - ведь я вас не звал,
Я не звал Вас, а Вы же - припёрлись.
Не о Вас я мечтал, и другую я ждал,
Но приметы забылись иль стерлись.

Так остались со мной, назвалися женой,
Чтоб  стряпнёй и моим воспитаньем
Заниматься. Не помню теперь всё равно,
До чего Вы явились незваной.


Как Гладстон, но без Дизраэля,
Как мушка, но без курка,
Как месяц февраль без метели,
Как умный без дурака.

Всё в мире приходит парой:
К Добру припрягается Зло.
За волю положена кара.
Как сильно б тебе не везло,

Но вывезет всё же кривая
К несчастью. За каждый обет-
Плачу вероломством, хоть знаю:
Забав безнаказанных нет.


Потихоньку ползём на запад,
Пятой точкой на солнце светясь,
И не чувствуя терпкий свой запах,
Как пропеллер, всем телом крутясь.

Электроном вибрируя светлым,
Как неявный размазанный свет,
Помня вид, но не помня приметы-
А других доказательств и нет.

Удручённой смолой изумрудной
По суглинка печали лиясь,
По холодной земле, по простудной,
Как засунутый в тину карась.

Доходя до свечения точки,
Накаляя до счастья спираль,
Вдруг забегать, как магний в прудочке-
Хоть ворованный магний, а жаль.

Тает, тает - не тронуть руками,
Глаз и сердце моё веселя.
Также бегал бы шустро по Каме,
По Оке. Так как кругла земля-

То пустить бы его от Одессы.
Сквозь Босфор, сквозь пролив Гибралтар,
Где не плавали мери и веси,
Да и конные сотни татар.

Или нет! По Суэцу и дале.
В кругосветку сбежавший огонь,
Химреакции жаром питаем-
Ослепительно – розовый конь.


Интересно почему…

- Интересно, почему девушкам нравятся
Высокие, красивые, стройные,
И не нравятся низкие, уродливые, толстые?
- Интересно, почему девушкам нравятся
Умные, обаятельные, добрые
И не нравятся глупые, отвратительные, злые?
- В чём преимущество кудрей перед лысиной,
Тугих бицепсов перед животиком,
Наивной и глупой юности
Перед мудрой, всезнающей старостью,
Веселого пристального взгляда перед бегающими глазами?
(В спортивной стрельбе упражнение «бегающий - пардон - бегущий кабан»).
- Чем лучше высокий интеллект великолепной глупости.
Начитанность - умения спать по шестнадцать часов в  сутки,
в остальные восемь - смотреть телевизор?
- Чем лучше поэт и мечтатель тупицы и хама?
- Чем лучше радушие угрюмой подозрительности,
беспечная шедрость
- Желания зарезать другого за копейку;
умение дружить и любить
- Холодного и точного расчёта,
Умения ободрать ближнего, как липку,
презрения к пылкой безрассудности,
практических выводов из понимания того,
Что перевес чувства над умом.
делает нас потерпевшей стороной?
- Всё-таки довольно странная система
предпочтений у девушек!
Р. S. Впрочем, и у мужчин тоже


                Микроб
Микробу-
                Брат.
Укроп
 Укропу
                Рад.
Но думает микроб:
« Укроп-
                всего лишь троп».
И думает укроп:
«Микроб
                загонит в гроб-
Правы
Тот и другой.
Увы!
Мой дорогой.


И вот, бессмысленному, мне
Связали ноги, прочитали
Молитву смерти: «Бисмилла».
И, левою рукой задрав
Мой подбородок, резанули
По шее тонкой и упругой
Ножом; и хлынула из сердца
Потоком красным жизнь, сияя,
Мерцая, улетело небо,
Погасло солнце, и земля
Вобрала темнотою цвет.
Коленом прижимая тело,
Конвульсии пережидая,
Они о чём-то постороннем,
Пустячном переговорив,
Меня освежевали споро,
От кожи мясо  отделив
И, разобрав меня на части:
Вот руки, ноги, зад, грудина-
Обычная для них рутина-
Вот вывалив кишки, желудок,
Вот желчь брезгливо, торопливо
Отрезав и отбросив; ребра
Из позвоночных ковыряя
Гнезд, или, может, даже проще:
Рубя с размаху топором,
В эмалированные ведра
Бросая - кончили разделку.
Потом, кусочков посочнее
Нарезав, быстро посолили,
Лучком посыпав, поперчили,
Побрызгав уксусом, смешали,
Потом оставили в покое.
Часов на пять; и на шампуры
Потом, с томатом чередуя,
Легко, привычно нанизали.
И бросили меня в геенну
Мангала, над древесным углем
Душа, как ангел, запорхала,
Затрепыхала, едким жиром
На угли красные сочась.
Потом усатый, красномордый
Торговец в сальной тюбетейке
Простуженным и хриплым басом
Народ голодный подзывая,
Меня за деньги продавал.
И белый хлеб - по два кусочка-
И чай - бесплатным приложеньем,
Хотя, конечно, не бесплатным,
Шел к каждой палочке меня.
Ну что ж, служил пером когда-то.
Теперь и мясом послужу.
Конечно, старый и жилистый-
Наверно, надо было раньше
Меня зарезать - извините!-
В очках, плешивый – ну уж это
Вам знать, конечно, не дано!
С хорошим – верю - аппетитом
Сьедите – грешника - меня.
Торговец мой подсуетится,
Польстит: меня невинным агнцем
Представив вашему суду.


Обыкновенная история

Сперва дала,
Потом ждала-
Совсем как будто не жила.
Потом сгорело всё дотла.
Лишь письма ( не читая) жгла.
Лишь удивлялась: « Ну дела!»
И закусила удила.


Восковою свечою
Жизнь моя догорела
Сожаленья - пустое
И напрасное дело.

Да и хватит об этом.
Есть ведь песни в итоге.
Раз родился поэтом-
Не обидели боги.

То, что раньше уходишь,
Чем аптекарь иль конюх-
Ты смешным не находишь.
Хоть пропал ни за понюх.

Был шутом, скоморохом-
Ведь смеялись соседи?
А порою как плохо!-
Как на льдине медведю.

Правда девы любили
И друзья уважали.
После хоть и забыли
Как зовут или звали.

Но не хуже ведь доля,
Чем жнеца, свинопаса.
И покой есть, и воля
До последнего часа.


Когда-то мечтал он о небе,
Когда-то мечтал он о море,
Когда-то мечтал он о счастье.
Но синее небо высоко,
Но бурное море глубоко,
А счастье - лишь снится ночами.

Он ходит и тяжко вздыхает
И курит свои сигареты.
И пьёт из стакана вино.
И смелые волны подхватят
Его опьяневшую душу
И к самому небу поднимут,
Где светит на счастье звезда.

И будет всё так, как мечталось.
И сердце затопит любовью
К нему подошедшая смерть.
И звёздные волны ударят
По вечности тёмным причалам.
И сердцу откроется тайна
Неведомых стран и прекрасных,
Красивых и чистых душою,
Как дети и птицы, людей.

И он улыбнётся: всё снится,
Вздохнёт он легко: не проснуся-
Как лотос на царственных водах
Белее, чем снег облаков.
В его собеседниках - боги,
В его созерцании - вечность,
А в грусти - дыханье жасмина
И плачи далёких ветров.


В пору ветреной юности был тугодум я неюный,
В пору зрелой солидности стал я беспутным юнцом.
Видно, долго на луке своём
Эрот перетягивал струны-
Градом стрел осчастливил меня перед самым концом.


Дорогая Марина,
Я сижу и смотрю фильм «Жизнь прекрасна».
Жизнь и в самом деле прекрасна,
Несмотря на такие невыносимые вещи,
Как Ваше неприсутствие в ней
И на многое- многое другое.
Но есть ведь многое- многое другое.
За что я ей бесконечно благодарен
И порою грустный, и порою веселый,
И порою трезвый, и порою нетрезвый
Я твёрдо знаю одно: жизнь прекрасна.
Это единственная вещь на этом свете,
Что и в самом деле прекрасна.
Не грустите, сеньора, не плачьте, сеньора
( Слёзы - это не самое печальное в этом мире)
Прощайте, сеньора.
Жизнь и в самом деле прекрасна.


Есть пантеон имён,
Они во мне до смерти,
Они всегда со мной-
Тех женщин имена.
Они - как лёгкий сон,
Как предрассветный ветер.
Они - моя любовь,
Они – моя вина.

Я буду убывать,
Как солнце на закате.
Я буду исчезать,
Как исчезает тень.
Но не скажу душе:
«Помилосердствуй, хватит!
Я сыт уже тобой,
Я вымотан уже».

И есть моя вина
В судьбе тех милых женщин.
Незримая, но всё ж
Тяжёлая вина
Она мне душу рвёт,
Мои сгибает плечи.
И знаю, что убьёт
Когда-нибудь она.

Наверное, был прав
Придумавший всё это,
Заставивший испить
Печаль сию до дна
И в памяти моей
Перебирает ветер
Всех женщин дорогих навеки имена.


В конце концов нас - шесть миллиардов,
Белых, желтых, чёрных - любых.
И какое значение имеет моя жизнь-
Лишь шар биллиарда,
Но, во-первых, но во-вторых…


Все твои отраженья остались в моих зеркалах,
Угнетая ртуть амальгамы и меня угнетая.
Как тебе удалось?- знает только аллах,
Ну а я - не аллах и поэтому только не знаю.

То в улыбках живёшь, то в прищурах таинственным оком,
В запредельную даль, в тридевятое царство глядишь.
Ну а губы отдельно живут и «Мне так одиноко»,-
Говоря, вдруг кривятся, потом вопрошают: «Не спишь?»

Так они вопрошали из плоскости горизонтальной,
Где матрас, одеяло- одно на двоих, простыня
То ли в прошлом, то ль в будущем, то ли в астральной
Темноте двоедушной, где ждут на закланье меня.

И от взоров твоих осыпается с неба извёстка,
И со стен, с потолка, и в зрачок из июня вползают, клубясь, облака.
И куда-то плывут- уплывают – твой рот и причёска,
Как у грешного ангела машет, прощаясь, рука.


Не надо ни ада, ни рая,
Ни неба, ни света земли.
Я тучи по небу сплавляю-
Чтоб плыли и гасли вдали.

Не надо ни хлеба, ни зрелищ,
Ни яств, ни вина, ни любви-
Уже и в святое не веришь-
Всё времени смог отравил.

И хочешь покоя без воли,
Не смерти, а вечного сна,
Чтоб зрить в сновиденьях без боли,
Как царствует в мире весна.

И тоже душой обновляться,
Потом облетать, как листва.
Не надо уже притворяться-
Не знает притворства трава.

И снова за пазухой ветра
В иную вплывать синеву,
Где снова не сбыться приметам,
Как было уже наяву.


Заснул над книжкою твоею,
А друг читал - его жалею.


Я заплачу, я заплачу сполна
За все грехи, ошибки и пороки.
Авось, меня родная сторона
Запомнит чистым, добрым и высоким.


Я прошёл как Тамерлан по миру,
Или как свирепый Чингисхан.
И пришёл к дверям твоей квартиры
Сердце излечить от жгучих ран.


Да, жестока она без меры:
Топором зарубила гуся.
Как звезду обезглавить к примеру.
Или грохнуть в сестру из ружья.


Под чёрными крылами ночи
Среди печальных скучных звёзд
Себе я встречу напророчил
И сердце я в заклад принёс.
Возьми, о боже, мне не нужно.
Довольно нам одной души,
Одной постели, а на ужин
Одной тарелочки лапши.


Копейка - твоя любовь.
Моя ж - и того не стоит.


Душа, талант - покоя просят,
Чтоб в несуетности созреть.
А денег не хватает вовсе.
И бес: и что о них жалеть.


Я перетолмачу все слова
И верну им прежнюю осанку.
Я рискну по имени назвать
Всё, что изначально наизнанку


Мне бы греть на ладонях ступнюшки,
Возле самого сердца их греть.
Я б затем расписался как Пушкин.
Только так: и писать бы и греть.


Составы счастья под откосом-
Не довезли его до нас.
А где-то видны руки, косы,
Со влажным перламутром глаз.


Это - отчим. Между прочим,
Не сулит тебе он вотчин


Плюнуть бы в рожу твою,
Но шуток ты не понимаешь.


Почто меня не любишь Ната?
Ведь я богат и не женат я.


У меня душа как май,
Я - поэт лирический.
Как хочешь дроля понимай
С характером нордическим.


О Возрасте

Всё меньше баб, всё больше валидола.


Поэт не должен быть богатым.
Он должен быть худым, поддатым.


Ты что копаешься в носу,
Как будто ты один в лесу?


Зачем ты лезешь на рожон,
Меняя, как перчатки, жен?
Скажи: где лучшая из жён?
Какой ты глупый и пижон!


Девке – почин,
Бабе- овчин,
Вдове- кручин-
Да не хватит на всех мужчин.


Две тайны, две змеи терзают сердце мне:
Любовь и ревность, ревность и любовь.
О, боги, нет ведь розы без шипов!
И я пронзён твоим шипом колючим,
Моя любовь, о милая любовь.
Но чем бы ты была, когда б от грязи
Тебя не защищал твой острый шип,
Моя печаль и смерть моя, любовь?


Чуть рассеянный матовый свет
По волне заскользивших лучей.
Мягким светом пронизана толща
Изумрудной и сонной воды.
Еле слышно вздыхает замшелый,
Весь в наплывах ракушек валун.
А придонная галька отборна-
Крупный камень светящийся бело.


Паркуй авто своё в гараж-
Не то возьмут на абордаж.

Всех рыцарей, всех однолюбов
Ценил высоко Добролюбов.


Что-то персидское.
Ста мелких добродетелей цена
Одна, но настоящая, вина

Что звёзд краса, что солнца алый круг,
Когда со мною рядом мой супруг!


Ты хочешь замуж? План хорош.
Но почему взаймы даёшь?


Однажды ты моей была,
А после трижды родила.


Ты - моя религия,
Юности апофеоз.
Вычитал ли в книге я,
Иль приснилась мне всерьёз.

И была ты самой - самою,
И была ты оттого,
Что было ты самой раннею,
И совсем-то ничего.

Ты была и ты растаяла,
И исчезла насовсем.
Это много или мало ли,
Всё унёс звенящий день.

И ушла совсем по-летнему,
Босиком и под дождём.
Хорошо, что ты мне встретилась,
Что мы не были вдвоём.

Хорошо, что утро раннее
Без тебя пуста душа
Не найду тебе названия,
Только знаю: хороша.

Ты-моя религия,
Юности апофеоз.
И целую в жутком миге я
Твой прямой красивый нос.

Оттого, что струйкой вешнею
По оврагам утекла,
Став несбыточной, нездешнею,
Я запомнил, -  ты была.

И когда-нибудь расскажешь мне,
Ты расскажешь обо всём,
Почему ты стала тайною,
И кто был с тобой потом.

И кому ты распахнула
Свои белые крыла.
И кого не обманула,
А всего лишь обожгла.

И живут воспоминания
Миг за мигом, день за днём.
Чуть печальной и упрямою
Ты уходишь под дождём.

Ты уходишь - половодьем,
Слишком радость коротка.
Ты уходишь, всё уходишь,
Уже целые века.

И никак не забываешься,
И уходишь под дождём.
И сама-то не раскаешься,
Что мы не были вдвоём.

И была пустой и солнечной
Твоя грешная душа.
Не искала моей помощи
И не ждала чуть дыша.

На дорогах на просёлочных,
На асфальте городском.
И ведёт тебя сквозь полночи
Твой счастливый гороскоп.

И ведёт тебя весеннюю,
И уводит навсегда.
И не будет мне спасения.
Как алмазная руда,

О тебе воспоминания.
И привычный в горле ком.
В чистоту свою оправлена,
Ты уходишь под дождём.


Желаю ли ехать в Париж?
Желаю, но, как говорится,
Над грешной землею паришь.
И, может, всё это не снится.

И по Елисейским полям
Гуляю с подругою Надей.
Париж - это вовсе не нам,
Скажите, чего это ради

Меня будут рады водить
По злачным местам и незлачным.
Сей город нельзя не любить.
И это для всех однозначно.

И я, вспоминая Париж,
В котором, конечно, я не был,
Вдруг вижу мансарды и крыш
Заплатки, и хмурое небо,

Которое тоже нельзя
Иначе считать, чем Парижем.
Я не был в Париже, а зря,
И разве родился я рыжим?

Я в Лувре часами брожу,
Люблю Триумфальную арку.
Но как я тебе расскажу
Об этом бесценном подарке,

Которого я не дарил,
К большому, увы, сожаленью.
А может, я просто забыл.
Приснившимся стихотвореньем.

Мелькнул надо мной в вышине,
К несчастию, мной не записан.
Париж - это точно по мне,
Но я не родился артистом.

Родитель мой - не дипломат,
А слесарь шестого разряда.
Он технику любит и мат,
И вряд ли ему были б рады.

В Париже. О, милый Париж,
Встаёшь, точно фата- моргана.
И тихо со мной говоришь
На трубах небесных органов.

Мелодия это звучит
Всё громче и громче с годами,
Как остров, который забыт,
Затерян в глухом океане.

Так память о многом живёт,
Чего никогда и не видел.
И крыши Монмартра на взлёт
Уходят. И гаснет обида,

И снится Латинский квартал-
Пристанище нищих поэтов.
Я тоже об этом мечтал
И вовсе не делал секретом.

А крыши Монмартра на взлёт,
Как лайнер в широкое небо.
Оркестр в ресторане ревёт
Шикарной толпе на потребу.

А что нынче злобою дня?
Какие здесь моды весною?
Всё это секрет для меня.
И зря я себя беспокою.

Люблю парижанок - увы!-
И эта любовь платонична.
Каштаны бушуют. И львы
И кариатиды античны.

Всё это - и счастье, и шик.
Всё это - несбыточным эхом.
И гаснет негромкий мой крик
Парижской толпе на потеху.

Ах, Эйфель, старался ты зря,
Ведь башня твоя недоступна.
В Союзе у нас говорят:
« Такие вот страсти преступны».

Затем, что я не дипломат,
А, как выражаются, «быдло»,
Всего лишь мне снится Монмартр,
Для граждан простых неоткрытый.

А вот королевский Версаль,
Проспекты его и фонтаны,
Мечта - это тоже вуаль.
И тоже звучанье органов.

В сияющей зале небес,
В просторном лазурном палаццо.
И снится Булонский мне лес,
И, словно в театре паяцев,

Как марионетки идут,
Спешат по делам парижанки,
Красу свою гордо несут.
И все, как одна, содержанки.

И город растает в ночи,
Уснёт, как забытое эхо.
Мне снится: подносят ключи,
Хотя это, в общем, не к спеху.

Но я завоюю его
И вьеду с билетом плацкартным.
Ну что ещё надо? Чего
Желаю? В районе Монмартра,

В мансарде гризетка поёт,
А я про себя торжествую:
Со мной парижанка живёт,
И снова каштаны бушуют.

И рад бы всех расцеловать.
И даже химер Нотр - Дама.
И каждому сунул бы пять,
И каждому честно и прямо:

« У вас - голубая мечта,
у вас, дорогие, жар-птица.
И я, в этой сказке гостя,
Готов с коммунизмом проститься»

И снова в Париже весна,
И новое время, и мода.
Ребята поздравьте меня
С моею парижской свободой.

Идея, конечно, ясна:
Я счастлив, свободен, как птица.
Как жалко, что это со сна
И надо бы опохмелиться.

Вот это по-русски, на ять.
Хоть что, но, конечно, не воду,
Ну, скажем Шанель номер пять,
Но есть ли Шанель у народа?
1990г


Что рад? Венеция ли пала?
Иль Беатриче отдалась?
Иль, может, не смутясь нимало,
Надменный, дерзкий, точно князь,

Мавр, что чернее чёрной ночи,
Вдруг Дездемону оживил?
Или Шекспира вдруг воочью,
Им тень воспетую узрил?

Что ж ты такое отчебучил?
Чему же ты, дружок, так рад?
Звезды ль прекрасной и пахучей-
В ночь сотворенья божий сад

Столь ароматами не славен-
Узрел ты юное чело?
К чему шутить? Зачем лукавить?
Тебе, мой милый, повезло.

И, о тебе вздыхая, дева
В ночи мечтательно грустит.
Как некогда праматерь Ева,
Забыв и сдержанность, и стыд,

Решила праотцу отдаться-
Адам был этому так рад!-
Я больше не могу смеяться.
Увы! Я, может, виноват,

Что я шучу. Но, к сожаленью,
Любви нет равной среди муз.
И, снизойдя в мирские сени,
Обожествления союз

Достойный. Большего достойный,
Твою угрюмость оживил.
И я, ревнуя непритворно,
Лишь полный зависти зоил.


Быть может в этом мире я и лишний,
Тот, кто прибрёл сюда издалека.
И всё же, защити меня, Всевышний,
Спасите бога ради облака.

Будь милосердней, снег, добрее, дождь,
Хлеба пусть будут тяжелы и спелы.
Своей стрелой меня не уничтожь,
О молния. Спасают пусть метели-

Укроют от погони, от врага,
Мои следы запутают овраги.
Со стремени не соскользнёт нога,
Перо моё не соскользнёт с бумаги.

Пусть ветры голос милой донесут.
Пусть птицы о любви её щебечут.
Ромашки, наигравшись в чет и нечет,
Пусть мне её на блюдце поднесут.

А нет - дорога, скатертью стелись,
Найдись для путешествия отвага.
Щади меня. Щади и милуй, жизнь,
Пусть пенится в ковшах хмельная брага.

Коврига пусть ломается в руках,
Друзья пусть встанут за меня стеною.
Спаси меня, Христос, спаси, Аллах,
Вы, идолы язычества, со мною

Я верю в это - будете добры,
Камлайте же, безумные шаманы,
Спасите от навета и обмана,
Спасите от расчётливой игры.

И годы - кони, не летите вскачь,
Ведь скачка заразительна, и время
Летит, как меч, когда его палач
Роняет тяжело, небрежно целясь в темя.