…а то козёл – вожак – споткнувшись,
Иль оступившись в темноте, –
Белесоватой еще, тут же
Скатился вниз. …Да он летел
Ко дну обрыва, как на крыльях!
И вот тогда, уж точно, ночь
Настала вдруг!
Бежал день прочь
От кутерьмы снующей пыли,
От обезумевших вконец
В смертельной панике овец… –
Не от себя бежал лишь, бранно,
Пред Разговенья днем, - бараном,
Что еще только поутру
Асана дивную игру
Со стадом слушал, - на свирели.
Пастух играл так, сердце пело
Всего пастби'ща и скалы, –
На самом краешке яйлы*,
С которой «взмыл» безкрылый – в темень,
Что расступилась бы пред тем и,
Себя кто вверил чабану
Со шкурой вместе. …Что – козлу? –
Хоть и умней он всей отары,
Да оступиться счел ся вправе
В объятьях той, что миром правит,
Во зле лежащим.
***
Солнце ль село,
Едва взойдя?.. Вмиг потемнело!
К корням своим припали травы –
Под небом, страшным в гневе; и
Земль на колени перед ним,
Вся содрогнувшись, опустилась,
Вцепившись в гору со всей силой.
А сверху сыпались уж камни…
И море пенными руками
Под грохот волн и птичий гам,
Бросая рыбу берегам
Из почерневших синих вод,
Взмолилось словно.
Вал за валом!
Гроза и шторм! И – всё смешалось:
Земля и небо!
Не народ –
Скотина блеет, сбившись в кучу.
Всё тяжелей, всё ниже тучи…
Но ничего не предвещало
В тот день беды!
Беда настала…
И Сокол – звали так Асана,
Не растерялся: пастухом
У Айвазовского сам он
Пять лет уж как, видал немало;
И псы при нем же, чьи на волка
И то заточены клыки.
Спустившись тотчас со скалы,
Когда мутнел лишь воздух только,
Погнал овец своих со склона
Горы спокойно, как всегда.
Но вот – …козел…. А тот упал,
И не на двух ногах споткнувшись,
Прям на виду у всех «послушных».
За вожаком безпрекословно,
Толпясь, последовало разом
И стадо всё… Овчар и глазом
Моргнуть-то даже не успел!
***
Баран, овца ли….. – на холсте, –
То ль буря гонит, то ли сами,
Давя друг друга на ходу,
Как вроде «сами мы с усами»,
Бегут, ягнятами… Бегут….
Вон, сколь стервятников над ними,
И падаль коим всё – еда!
И – принимает их вода:
И перепуганных, и сытных.
И чайкам тоже нынче – пир…
***
А Сокол овц бы защитил,
Но им козел роднее, всяко:
Не человек… – Упал, однако…
А он своих овец любил,
Да и о завтрашнем дне думал…
Но, делать нечего, и, сунув
Свирель за пояс, шел один
Он одинешенек…. « …в Сибирь,
Или повесит хоть хозяин,
Всё будет прав: не уследил….
Служил хоть верой-правдой – знает,
Но ведь – пятьсот… Пятьсот!
За что…»
А буря стихла к ночи…. Жалкий,
Всё на плече с пастушьей палкой,
Так в Феодосию и шел
Он к Айвазовскому, с повинной….
-…ни денег нет, нет ничего,
Кроме души моей, её
И заберите….
Но, как видно,
Совсем другим был озабочен
Художник русский Ованес:
Ему бы знать лишь цвет небес, -
Когда не видели свет очи;
Как разыгралось море в шторм,
Откуда шли те, в бурю, тучи;
Тонули овцы как, как с кручи
Летел козел…. И вдруг – «Всё-всё….
Ты приходи потом, друг… После…»
И – он ушел.
…Явилась осень –
С подарком бедному! – став лучшей
Из всех его и зим, и лет:
Весна случилась, следом – свадьба!
Столь музыкантов! Гости знатны….
Затанцевала и свирель!
А ей подыгрывал на скрипке
Сам Айвазовский, что с мариной
То ль небом венчан?.. На картине –
Асан сам видел! – нет ни рыбки,
Но – море есть. Оно шумит! –
Глотая глупых и безвольных…
…лишь одного пастух не понял:
Чего в ней стадо-то молчит…
Ну а Иван – «молчавших» продал,
Отарой всей! – Не бурю, нет…
И рассчитался за пять лет
Работы с ним, купил и новых
Пятьсот голов, и свадьбу справил!
И подыграл же сам по праву
На том Пиру, аки отец,
Смычком и Соколу в кольце,
И той свирели, что на пару
С Асаном вновь пасла овец.
_______________________________________
*Рассказ Ю.Болата «Туфанда къалгъан къой сюрюси» (Стадо овец, попавшее в бурю) был опубликован в сборнике, изданном в г.Ташкенте в 1972 году, на русский язык его перевела Э.Урмиева.
http://kartamirakrym.blogspot.ru/2014/02/blog-post.html
*Яйла; — летнее горное пастбище в тюркоязычных регионах.
* Срипка много лет была Айвазовскому верной подругой. Никто не помнил, кто подарил её 10-летнему Ованесу, мальчику из многодетной и бедной семьи армянских переселенцев в Феодосии. Разумеется, нанять учителя родителям было не по карману. Но это и не понадобилось. Ованеса выучили играть странствующие музыканты на феодосийском базаре. Слух у него оказался великолепный. Айвазовский мог подобрать по слуху любой напев, любую мелодию.
Скрипку начинающий художник привёз с собой в Петербург. Играл «для души». Нередко в гостях, когда Ованес завёл полезные знакомства и начал бывать в свете, его просили сыграть на скрипке. Обладая покладистым характером, играть Айвазовский никогда не отказывался. В биографии композитора Михаила Глинки, написанной Всеволодом Успенским, есть такой фрагмент: «Однажды у Кукольника Глинка встретился с учеником Академии Художеств Айвазовским. Он мастерски пел дикую крымскую песню, сидя по-татарски на полу, раскачиваясь и придерживая у подбородка скрипку. Татарские напевы Айвазовского очень понравились Глинке, его воображение с юности привлекал восток… Два напева вошли со временем в лезгинку, а третий — в сцену Ратмира в третьем акте оперы «Руслан и Людмила».
Скрипку Айвазовский будет брать с собой всюду. На кораблях Балтийской эскадры его игра развлекала матросов, скрипка пела им о тёплых морях и лучшей жизни. В Петербурге, впервые увидев свою будущую жену Юлию Гревс на светском приёме (она была всего лишь гувернанткой хозяйских малышей), Айвазовский не решился представиться — вместо этого он снова возьмёт в руки скрипку и затянет серенаду на итальянском».
21.07.16г.
Samvel Yervinyan - Confession