Под слоновьей складчатою кожей,
В трех верстах над уровнем морей
Он стоит, на чудище похожий,
Из былины про богатырей.
Бурей напрочь оборвало крону,
Но взамен дряхлеющей листвы
Вечность уготовила корону
Для его несчастной головы.
Он глядит, сквозные дупла хмуря,
В бездну скал, где мечется вода,
Что ему клокочущая буря? —
Много бурь, а он один всегда.
Перед ним, по каменным карнизам
В облако вползая на заре,
Конница змеится за Чингизом
На дороге к древней Бухаре.
Нет, ему, пожалуй, все едино,
Может, только чуточку родней,
Что мышастый ослик Насреддина
Задремал среди его корней.
Доброте и боли зная цену,
Вот сейчас, как будто наяву,
Юного представит Авиценну
На пути из Персии в Хиву.
А перед молитвой, на закате,
Гнет веков стараясь превозмочь,
Он стихи влюбленного Саади
Шепчет в наползающую ночь:
«Как бы ни был разум остр и гибок,
Но две жизни мудрому нужны:
Жизнь — для совершения ошибок,
Жизнь — для искупления вины...»