5-ый день. Санкт - Петербург. Русский музей.
Из Исаакиевского собора мы вышли под сплошным дождём. Машины волочили за собой фонтаны брызг, и вся дорога была покрыта белёсым туманом. Промокли все выдающиеся части тела: колени, локти, грудь. С макушки дождь переполз на виски, превратив пышную причёску в противные мокрые сосульки.
Мы счастливы были переступить порог уютной Жениной квартиры и заночевать у неё.
Подруга стушила куриное мясо в соку овощей: моркови, капусты, лука, кабачков, перца, капусты, баклажанов и картофеля.
Блюдо было таким вкусным, пропитанное соком овощей, а главное, таким горячим, что мы забыли про «КиндзМараули»,- вот так готовить должна уметь каждая женщина.
Женя необычайно заботлива: мне подарила великолепный голубой блокнот для записей, Ане - ожерелье, Ирочке - клей: нужно было приклеить носик, оторвавшийся у любимой плюшевой собачки белого цвета.
Наутро, когда мы уходили в Русский музей, Женя подарила мне платье ко дню рождения. Сумасшедшая щедрость!
День рождения - через две недели!!!( был тогда)
Женя знает толк в вещах и в людях, при всей своей женской мягкости и уютности, внутри она - крепкий орешек в мягкой кожуре.
Наверняка, иногда моя подруга живёт не своей жизнью, но всем окружающим очень хорошо с ней, может, благодаря безупречной тактичности.
Женя свято верит в то, что у каждого человека должно быть личное пространство и никогда не будет его нарушать!
С Женей так тепло, так искренне, так надёжно,- и вот уже целый месяц мне не хватает моей мудрой и тактичной подруги.
… А тогда, месяц назад ,надев дождевики, порядком нам поднадоевшие, мы отправились в Русский музей.
Когда- то я дневала в этом музее, и все сиделки признавали меня за свою.
Обзор наш начался с Натальи Гончаровой, правнучатой племянницы жены Пушкина, художницы- авангардистки, с картины «Сбор плодов» - сочетание зелёных, синих, фиолетовых оттенков рождало в нас чувство радости, а жёлтый фон создавал глубину!
Не помню, как называется картина, на которой изображён снежный лес. Гармония серебристого, чёрного и белого,- работа, близкая к графике.
Мы душу отвели у картины двух авторов: Яковлева и Шухаева «Арлекин и Пьерро»: и фотографировались, и принимали их позы, повторяя мимику и жест.
Я влюбилась в портрет Яковлева «Роберто Монтенегро» - настолько мой герой.
Говоря словами Блока:
Прошлое страстно глядится в грядущее.
Нет настоящего, жалкого нет.
Всё в мексиканском художнике возвышенно, одухотворённо, весело, темпераментно, умно, живо, ярко,- мой взгляд, моё лицо, моя фигура…Опять разминулась!
И опять словами Блока:
Ты проклянёшь в мученьях невозможных
Всю жизнь за то, что некого любить…
Душа, как огнь фламенко молодого, вбирает жадно все цвета и краски, все линии и пятна.
Нам всем понравился зал Кустодиева:
- Такой больной художник и такое полнокровие жизни в его произведениях: пышные купчихи, розовые купальщицы, колоритный Шаляпин…
Какая красивая жизнерадостная картина «Купчиха за чаем»: полосатый ярко-алый арбуз, святящийся виноград, бордово - зелёные яблоки, самовар, блюдце, пирожки,- и над всем этим довольством сытым: весьма замечательно - симпатичная, ухоженная, спокойная купчиха.
Кустодиев из Астрахани, где такая яркая природа, Каспийское море, Волга, где сходятся Азия и Европа. Хотя у него рано умер отец, мама художника смогла создать атмосферу тепла.
А любовь к людям и к искусству идёт из детства.
Даже Ирочке понравился кот, сидящий рядом с красивой женщиной, выгибающий спину и ждущий ласки.
Малышка тут же потребовала карандаш, бумагу и стала рисовать!
Много времени мы провели в зале Валентина Серова.
Портрет - высшее достижение художественного мастерства.
Сколько надо иметь таланта, чтобы в едином взгляде или жесте передать характер героя.
Первым шёл портрет редактора журнала «Мир искусства» Сергея Павловича Дягилева в малиновом мундире: малиновый свет отражался на щёках и делал Дягилева юным чувственным красивым: умный взгляд, высокий лоб,- не моя красота, не мой стиль.
Серов увидел портрет Дягилева в исполнении Леона Бакста!
Загорелся нарисовать своего Дягилева да малость поостыл: как поднял правую руку Сергей Павлович, руку, плохо прорисованную,- такой она осталась на века!
Подхожу к портрету «Иды Рубинштейн», известной танцовщицы, балерины, создавшей образы Зобеиды и Клеопатры.
Угловатая пластика, нежная женственность Иды Львовны без конца привлекала художников- декадентов!
И не только!
В 1910 году Серов попросил Иду позировать ему.
Размышляю, как палевый цвет фона сочетается с синей кроватью.
Тело Иды острое, худое, стройное и строгое,- попробуй стать такою!
Густая копна тёмно- русых волос хорошо смотрится на светло- сером фоне.
Тяжёлый труд балерины подчинён музыке и диетам.
Никакой личной жизни!
Только один месяц Ида была замужем за банкиром Горовцом!
Долго- долго я стояла у портрета княгини Орловой.
В невозможной роскоши жила эта женщина: кругом картины в дорогих золочёных рамах, на столе - бирюзовый кувшин их финифти и сапфира.
Орлова сидит на неудобном стуле для её роста.
Серов строит так композицию, что наш взгляд идёт сверху вниз.
Из- под роскошной шляпы, грозящей съехать и опрокинуть кувшин, смотрят добрые умные глаза.
Бледно- зелёное платье делает щёки Орловой ещё бледнее!
Орлова сидит, положив нога на ногу. Серов вытянул лакированную туфельку так высоко, что, кажется, княгиня заденет тонконогий стульчик. Есть юмор, лёгкая насмешка у Серова здесь.
Красивый изгиб ноги завораживает даже женский взгляд, точно так же, как и длинная шея.
У Орловой - хорошая осанка: плечи распрямлены и вытянуты вверх.
В лице чувствуется утончённость: причудливо - вырезанные ноздри, красивые чувственные губы…
Как хочется быть такой и жить в таких же условиях.
Дочь крестьянки, о чём мечтаешь?
А рабыней или прислугой быть не хочешь?
В нашей «процветающей» Белоруссии интеллектуалы получают 120- 150 долларов в месяц. Это молодые учителя, воспитатели, библиотекари, руководители художественных кружков.
Пока искусство не будет превалировать над экономикой, толку не будет. Все предприятия развалены, работать негде…
Моя дочь, работая воспитателем в детском саду и имея группу в 30 детишек, получает 140 долларов или 28 БУН, наши новые белорусские деньги, после «миллионов» весело звучит слово БУН,- что только не придумают.
Но мелкие бесы - деньги- вернее, их нехватка у честных людей, терзают душу и разрушают характер.
Если бы я была министром образования, то набирала воспитателей детских садов на конкурсной основе и платила бы 1000 долларов.
Вот и была бы забота о детях настоящей!!!
А где же моя Евхаристия: высшая благодарность Богу за то, что я есть такая, какая есть.
Мы сфотографировались у портрета двоюродной сестры Серова Маши Симанович.
Мы, как и она, склоняем лицо влево и якобы так же внимательно смотрели в книгу, хотя, конечно же, мы не были, такими углубленными, такими сосредоточенными, чтобы никого и ничего не замечать! Мы были позёршами!
Ирочку мы сфотографировали возле картины «Мальчики»…
Ира стала уставать от непонятных картин и закапризничала…
Затем, оказавшись в зале Борисова - Мусатова, любуемся застывшей красотой старинных водоёмов, роскошными водоёмами, милыми девушками в кружевных накидках, - как хочется иногда никуда не торопиться и с томиком в кисейном платье бродить по чудесным аллеям старинных садов.
А в зале Врубеля я ощутила не только мощь падших ангелов, но и страшную их трагедию.
Я читала «Переписку» Врубеля, и я поняла: какая эта мука: когда сила таланта не вмещается в хрупкость характера.
В пору увлечённости Врубелем я написала стихи:
«Прощание с Волховой» Врубеля
ВолхОва…У Врубеля есть картина «Прощание царя Океана с дочерью Волховой»- две темы: превращение любимой «молодшей» в реку и …горечь потери…под влиянием этой картины и написались строки:
По велению Божьего Слова
Измениться, растечься смогу я:
От него уплыву я ВолхОвой
В голубую стихию другую…
Очень грустно мне с ним расставаться
На холодном январском просторе,
Отвыкать от его декораций
Океана, Волшебного моря…
Но в душе, знаю я, он согласен,
Хоть меня отпускает и с болью…
Прошлогодними листьями ясень
Вторит ветру, его своеволью…
Я одна остаюсь на перроне,
А за ним закрываются двери,-
И сквозь слёзы мелькают вагоны,-
Я опять привыкаю к потере…
Правда, я тогда расставалась с любимым человеком, на прощанье он подарил мне Врубеля… любит дарить книги и духи…
«Демону поверженному» Врубеля подходят стихи Блока:
Здесь дух мой, злобный и упорный,
Тревожит смехом тишину,
И, откликаясь, ворон чёрный
Качает мёртвую сосну…
Зал Сурикова. Многолюдные полотна: «Переход Суворова через Альпы»,
«Взятие снежного городка» с властностью жеста, с мимикой упорства, с неподкупностью взгляда отвечает симфониям смеха Репина. («Казаки пишут…»)
Стихи «К боярыне Морозовой» я написала, прочитав о ней у гениального современного поэта Якова Рабинера,- и мне захотелось написать свой вариант, узнать, что Он на это скажет:
Боярыня Морозова или сёстры - раскольницы Сурикова
Боярыню цепи « порочат»,
От них и запястья немеют,
И плачущий мальчик за нею
Бежит её малый сыночек.
- За веру я сына оставлю,
За силу перстов моих двух!-
И примут небесные ставни
Мой гордый несломленный дух!
Как молния – взгляд: в пепелище:
- Пускай нас боятся враги!
И нищий в убогом рубИще
Ей вторит движеньем рукИ.
Сложила молитвенно руки
Сестра её в белом платке.
Поехав с Федорой на муки,
Умрёт на холодном песке…
…Далёкий раскольничий берег
В Боровском морозном краю.
Замучили двух староверок
За веру, за правду мою:
Сажали их, стойких, на дыбу,
Бросали их, хрупких, на лёд,
Курили по-чёрному дымом
И ждали, что голод убьёт.
В любви безрассудной без меры –
И совесть, и правда одна:
Святая не сломлена вера,
И твёрдость во взгляде видна!
-Вы подвиг свой гордый свершили,
Не сбросив из терний венца,
Великие сёстры России!-
Вам преданны наши сердца!
В зале Куинджи я видела, как зелёная чернота цвета борется борется с золочёным светом,- и всюду побеждает свет.
Зал Шишкина тоже люблю: красота сосен с бронзово- терракотовыми стволами спорит с белокорой красотой изумрудных берёз.
На нет усталая Ириша ожила в зале Поленова, засмотрелась на картину «Христос и грешница».
Помню, как я влюбилась в картину Поленова «Московский дворик» из альбома «Русская живопись» - подаренного мне любимым человеком, наверно, больше для любимого, чем для Поленова, с такой любовью сочиняла я стихи:
Московский дворик Поленова
Стихотворение – иллюстрация к картине Василия Дмитриевича Поленова «Московский дворик»
Иду в «Московский дворик»
Поленова искать, -
Здесь воздух так просторен,
Здесь весело гулять:
Не думаешь о ранге,
О страхе неудач.
Здесь облачко как ангел!
Здесь солнышко как мяч!
Здесь листья все в истоме!
Здесь солнце в сотни ламп!
Здесь каждый старый домик
Чудесен, словно ямб!
Облиты солнцем стены
И крыши левой скат,-
Здесь слышится сирени
Тончайший аромат!
Здесь маленькая рёва
На травушке сидит,
А братец её «Лёва»
За нею не глядит:
Здесь множество тропинок,-
Идти ли по любой?
Здесь куры средь травинок!
Здесь коник под дугой!
Здесь красота не меркнет!
Здесь детям повезло!
Здесь праздничны так церкви,-
МедОвое тепло!
Здесь купола в полёте,-
(Торжествен их порыв!)
И в камерную ноту
Вплетают свой мотив.
Здесь свежесть в небе синем!
Здесь утро как янтарь!
Прекрасная картина:
Здесь хорошо, как встарь!
Ане больше всех понравился зал Нестерова Михаила Васильевича, может быть, потому, что душе моей дочери дороги слова художника: «Я избегал изображать так называемые сильные страсти, предпочитая им наш тихий пейзаж, человека, живущего внутренней жизнью».
Ане несколько агентств предлагали стать моделью:
- Мама, я не хочу грязи, я хочу чистой семейной жизни. К сожалению, я совсем не тщеславна.
Больше всех картин у Нестерова ей понравился «Великий постриг» - сюжет о несбывшейся любви, при взаимной любви.
Точно так было у Ани.
Анечка в 9-ом классе полюбила! Она вся светилась! Не влюбилась, а полюбила 20-летнего мальчика.
Два года влюблённые были счастливы.
А потом случилось горе: у Аниного возлюбленного заночевала его одноклассница.
Доброжелательные подруги позвонили.
Полгода Аня не спала, её мучила дикая бессонница.
Самое интересное, что её любимый 8 раз приезжал из Минска к нам в Витебск, звонил, светил фарами в её окно, просил меня позвать Аню.
Не вышла. Не открыла. Не ответила.
Потом я убирала в доме и наткнулась на дочкин дневник. Ей было очень тяжело. Каждый день она писала ему письма, которые, естественно, не отправляла, считала дни, недели, месяцы, как они не виделись, мечтала услышать его голос, узнать, как он живёт. Я рыдала над её письмами, я поняла, как она страдала, и ни разу среди бессонной ночи не разбудила меня.
- Не простила, потому что сильно любила,- ответила однажды мне дочь.
Вот это характер! Железная Тэтчер.
Теперь же Аня говорит:
- Всё было бы по- другому, если бы я была чуток старше, и мы жили бы в Минске.
Аня помешалась на верности.
Высокий интеллект, высокое положение, всё- всё она меняла на верность.
- Без верности любви не бывает.
И она выбрала шофёра из мещанской среды, надеясь на его необычную верность.
Хотя накануне свадьбы к Ане приезжал молодой человек из Москвы, владелец пяти компаний, знаток пяти языков. С ним бы она объездила весь мир, не растеряла бы знаний,- мне так кажется.
Аня с ним даже не встретилась, а он приезжал два раза накануне её свадьбы.
Её будущий муж стал перед Аней на колени:
- Не ходи. Я буду любить тебя за 40 человек.
Налюбил: бросил её, когда мы с бабушкой лежали в больнице, никогда не приходит к ребёнку, не платит дочери алименты.
Главная причина в свекрови, которой дочь не поддалась.
Один день её муж поступал, как скажет мать, другой, как скажет жена.
И что этой свекрови так нужно было расшатывать брак, оставлять ребёнка без отца?! Что она от этого получила? Какую радость?
Ирочка у меня спрашивала:
- Моё детство продолжается?
- Продолжается, Ириша.
- Какое это детство без папы.
Не понимаю, как можно предать ребёнка?
Анины две любви расшатали ей нервы, теперь она вспыхивает дома по всякому пустяку.
А я?
Я развелась по собственной инициативе.
Я вышла замуж за необыкновенную красоту мужа. У нас не было общих интересов.
Наш брак был обречён?!
Я решила, что воспитаю дочь так, как надо.
И я ни разу не подумала: каково дочери расти без отца.
Дочь ходила на танцы, на музыку, живопись, в театральный кружок, на мягкую игрушку и искусственные цветы,- но они не заменили ей отца.
Осталась в ребёнке надломленность. Раненность души.
Теперь я уверена: счастливые дети рождаются в счастливых семьях.
Но теперь это моё понимание мне пригодится, как лысому - расчёску.
Жизнь - очень сложная вещь.
И я думаю, что и Блок так был растерзан жизнью и любовью, п. ч. и его родители развелись: Александр Львович и Александра Андреевна.
Франц Пиоттух - Кублицкий - отчим, отчим - не отец.
Я не утверждаю, что ради детей надо жить, кровь из носа, в браке, но ребёнок должен знать, что у него есть папа, и папа его любит!
Разве разведённые отцы не должны встречаться со своими детьми!?
Да, жизнь прожить - не поле перейти.
…Но вернёмся к Нестерову.
Мне тоже нравится этот художник.
Но я почему - то больше влюблена в «Двух монахов», сосредоточенных на чтении Библии, старый и молодой, красивый и некрасивый.
Мне нравится единение всех и вся: природы, людей, Библии, юной весны, полной и завершенной гармонии.
Картину «Монахи» «Благовестом» назвал Владимир Соловьёв.
Именно этой картине я посвятила стихи:
Под Благовест Михаила Нестерова
Под благовест, под благовест,
Под солнечное небо,
Никто не бросит тяжкий крест
И думу о насущном хлебе...
Под светлые молитвы,
Бросая взор к подзорам крыш,
Пойдёшь с судьбой на битву -
И знаю, верю: победишь…
...Под звонкое молчанье
Суровых строгих древних гор
Ты слышишь рек дыханье,
Возню и шум звериных нор...
Под нежность сердца и под грусть,
Под свет и цвет узоров,
Святую нашу видишь Русь,-
Пруды, леса, озёра...
Под зелень и под краски
Страны - с судьбою непростой,-
Любуешься, как сказкой,
Безбрежной русской красотой...
Святая Русь в картинах Нестерова,- в его роду было много священников и протоиереев, и сам он 22 года жизни посвятил росписям храмов: бесконечные просторы, неподвижные воды, несомые свечки, вдумчивые монахи, счастливые пустынники.
Мы любовались и работами Сергея Тимофеевича Коненкова: его лесовичками, старичками, его «Юностью», его «Сном».
Всегда любила Рериха: идолы, гонцы, соловьи- разбойники, горы, вестники замечательного йога- мистика, торжественного величавого художника.
Рерих оставил нам 7000 полотен, много писем, наблюдений, книг.
Например, на книге «Зажигайте сердца» я в юности гадала и всегда сбывалось!
Книга потерялась!
Но многие мысли из неё я помню наизусть:
1.Дать радость - это как увидеть восход солнца утром.
2.Веселей любите труд.
3.Будьте всегда самими собой.
4. Поймите, что в творчестве - и радость, и обновление, и отдых…
Были счастливы посетить и зал Айвазовского- Ованеса Айвазяна: и «Девятый вал»- будут ли живы те, на плоту, увидевшие необыкновенную красоту красок, когда их накроет девятый вал?
Каждый когда - нибудь наблюдал такое мрачное небо, как на картинах Айвазовского.
Гениальный художник.
И очень счастливый.
Архитектор Кох и мэр по-нашему Казначеев определили его на казённый кошт в гимназию, и в Академию художеств.
В 23 года он совершил кругосветное путешествие.
Женился по любви.
Имел великолепный дом.
Никогда не забывал доброты других: нарисовал портрет Казначеева, создал в Феодосию картинную галерею, способствовал строительству дороги Феодосия - Джанкой.
Идём дальше: причудливая фантазийная красота Богаевского, тревожная атмосфера картин Верещагина…
Когда мы уставали от красоты картин, мы шли в зал керамических ваз и выбирали вазы для своих комнат: Аня - чёрно- белые сосны, Ира - буйную сирень, я - идеально подходящую для моей комнаты: белоснежный фарфор, а на нём - алые маки в чёрных завитках листьев.
Стало понятно, что наши головы и души больше не вмещают красоты, и мы поехали к тёте Вале в Пушкин.
Тётя Валя нас ждала, красивая, нарядная, с янтарными бусами, с замечательным ужином: нежно- запечённой курицей в виноградных листьях, с зелёным салатом и роскошной «эротической» клубникой.
Тётя Валя рассказала нам историю, как её мама, наша бабушка Дуся, уступив просьбам свекрови, 21 июня повезла детей на отдых, собиралась назавтра вернуться в Ленинград и одежды с собой никакой не взяла,- так и застала её война в одном - единственном летнем платье, как её папа- офицер в этот же день ушёл на фронт, а бабушка Дуся, тогда молодая женщина 22 лет, с детками
Двух и трёх лет осталась одна мыкать горе.
Когда фашисты подошли к деревне, в которой гостили наши родственники, население ушло на остров в Соколином болоте.
Бабушку Дусю свекровь с собой не взяла, отговариваясь тем, что дети плачем и криком могут выдать взрослых крестьян немцам.
Как больно и горько было Дусе! Но ведь судьба её вела: полицаи выдали фашистам ушедшую деревню. С острова не вернулся ни один человек: кого постреляли фашисты, кто утопился сам.
Дусю с Валечкой и Володенькой погрузили в поезд и отправили в Германию, но по дороге, уже в Литве, поезд был обстрелян партизанами, юные женщины с детьми были спасены,- таким образом Дуся с детьми очутились в Литовской семье.
Боже мой, Боже!
Как жаль, что, пережив такое лихолетье, наши народы не объединились, а разъединились!