Пуля или Смерть пацифиста

Екатерина Калуцких
 (Благодарю Наталия Хафизову за рецензию на "Пулю" и на спектакль, поставленный по "Пуле" - http://natalija-khaf.livejournal.com/73222.html Благодарю режиссёра Ирину Килунину и театр-студию "Мы" за великолепное воплощение идеи).
   

    Что значит – быть в раю или в аду? Или – не быть нигде? И где нахожусь я? Вопросы… вопросы… И, возможно, не стоит искать на них ответы. Или всё-таки?..
    Как трудно жить в замкнутом пространстве! Как страшно быть вне этого пространства!
    Моё крохотное упругое тело примёрзло к зеркальной полированной стали. Повсюду запах селитры и серы. Здесь кто-то (или что-то?) жил до меня. Какие мысли рождались в его голове, пока не был взведён курок? Какие картины, словно вспышки молний, освещали разум, когда до выхода «в свет» оставались доли секунд?  Вопросы… вопросы… И зеркальный блеск стен – в них отражаются мои мысли.
    Я сделан из стали, но душа моя от сотен вопросов стала ветхой, словно её изъела моль. Я не хочу покидать это тесное жилище, схватившее меня в свои стальные тиски. Не хочу… В голове, начинённой взрывчаткой, роятся мысли, мелькают картинки. Картинки…
    Сплетённые руки. Белое платье. Коромысло радуги. Да ноги по мокрой траве…
    Я – пацифист с металлическим телом убийцы – молю Всевышнего, упираясь всеми четырьмя нарезанными канавками в зеркальную гладь: «Господи! Дай мне сил заклинить в чёрном стволе револьвера!»
    Где моё сердце? И есть ли оно у меня? Или единственный его удар окажется роковым для кого-то?
    Сквозь сито души несётся чей-то смех, и сочится умытое дождём небо. Какая синь! Какое белое платье! И уже омытые ноги… Я не хочу, чтобы мной овладела белая горячка, и тело понеслось навстречу живому бьющемуся сердцу. Есть ли Бог для металлических выродков?  Не знаю, но я молюсь (а вдруг услышит!): «Господи! Пусть дрогнет рука, возводящая курок».
    Слабая душа, всесильное тело – я живу в разладе с собой. Я болен. Чувствую, как срывается курок, боёк бьёт в спину. Больно… Сектор обстрела – радуга. Цель – белое платье. Я уже не молюсь, я ору: «Господи! Не хочу! Не хочу…»  …Лечу…
    Какие страшные телеграммы. И я на память. В пузырьке из-под валерианы. И поседевшая разом мама. А белое платье? А небо? А радуга?..
    Когда-то давно в стволе револьвера я был пацифистом, но кто-то выстрелом в радугу оборвал мою жизнь. С тех пор я больше не болен и не летаю, лишь иногда сквозь хрупкое стекло вижу глаза, изъеденные солью. В них – белое платье в секторе радуги и вечность до вероятной цели.