наши шестьдесят волшебных месяцев..
сколько в них блаженства было, но
даже в стих, наверно, не поместится
всё, что мне с тех пор запрещено...
я живу под строгими запретами,
как под пробкой пенное вино,
только вслух над правилами этими
тоже мне скорбить запрещено...
а не то опять ворвётся вакуум
с глухотой ко всяческой мольбе...
с результатом тем же, одинаковым -
спрашивать, как доктор, о тебе,
за мой сон молящей и болеющей...
тема самочувствия - табу.
будто существует на земле ещё
для меня важней хоть что-нибудь...
милости ищу, как ваксу в булочной,
с жадностью Арктических лавин
говорить о прошлом и о будущем,
верности и вечности любви...
сравнивать с героями (не лучшими))
передач, романов и кино
мне себя нельзя ни в коем случае -
даже, если не запрещено...
а душа к пространству не привязана
и всё той же жаждою полна
взять и раствориться безнаказанно
снова, как в былые времена,
в жарких рецензентов многолюдии...
это право тоже не дано -
восхищаться всем, что я люблю в тебе,
как родному, мне запрещено,
а, ведь каждый стих глотая лёгкими,
как астматику, день ото дня
мне тебя, родную и далёкую,
всё безумней хочется обнять.
но выходит промыслом мистическим
вновь срываться в ревность и грубить.
оттого, что ты сама фактически
запретила мне тебя любить.
наши шестьдесят медовых месяцев...
это не разборки в час ночной,
это так душа кричит и бесится
от всего, что ей запрещено...
но, когда под марками почтовыми
вновь касаюсь звёздных я глубин,
каждой клеткой понимаю, что меня
так никто на свете не любил.
все твои запреты - продолжения
той любви, что мира благодать.
но я тоже буду ведь уже не я,
если все их стану соблюдать...
да и сердце никуда не денется,
вновь забудет, в чём была печаль,
только обольщаться и надеяться
ты ему, прошу, не запрещай...