У времени нет часа на любовь,
никчемного, потерянного часа,
не вписанного в правила и сроки,
не отданного псам на растерзанье,
голодным псам забот моих и дел.
Нет полчаса, чтоб задержать дыханье
и выдохнуть, и снова задержать,
свой пульс висками чувствуя и сердцем,
нет и пяти минут для поцелуя
не мимоходом – чистого до боли
в промытой ране, до истомы в горле,
в которое втекла слеза любимой,
губами снятая с ее ресниц дрожащих.
Секунды нет, чтоб это все понять!
Понять и – захлебнуться этим горем,
когда мы рядом, но уже не вместе.
Прощения просить? Но что прощенье!
Есть Бог – он всех когда-нибудь простит…
Не понимаю, что случилось с сердцем.
Устало? Истерзалось? Онемело?
Оглохло? Истекло последней кровью,
что обновилась лишь едва увидел
ее глаза, смотрящие мне в душу.
Я выжгу время, как траву сухую.
Развею пепел. Сделаю нам крылья –
ко всем чертям весь этот смрадный город,
всю эту деловитость и ущербность
брать больше, чем отпущено судьбою,
чтоб сохранить, того верней – умножить,
и ничего для этого не сделать!
У времени нет часа на любовь –
зачем тогда, скажи, нам это время?!
Оно сгорает. Задыхаюсь в дыме.
И чувствую, как пламя, лижет ноги,
и прожигает высохшее сердце.
Прощенья не прошу и не прощаюсь,
терзаю, отпустить боясь на сутки,
и сам терзаюсь мотыльком на свечке.
Сгоревший прах – захочешь – собери
и – по ветру развей легко и ловко.
Но только не снимай меня с костра,
не отнимай свечи.
Дай догореть!