Такое огромное, мокрое поле, что там
уподобиться хочется ветру или цветам,
или тому и другому, но только не сразу,
а постепенно, чтоб стало привычно глазу
вдруг различать удивлённые лица соцветий,
которые верят небу сырому, как дети,
и так же, как дети, живут бесконечный свой день.
И вот, раздираем закатом, выходит олень
из тёмного леса. Он поле всё же боится,
но входит в него, как большая, добрая птица.
А пуля из чахлых кустов шипит, вылетая.
Оленья душа (в сравненьи с людскою, простая)
резко взмывает выше дождя. Там она видит
мерцающий свет, в котором её не обидят,
ибо обидчики сами обижены сильно
и их, как сорняк, навсегда косою скосили.