* * *
В чертополохе шмель и махаон
с цветков лиловых пьют июля брагу.
Свет полудня горяч со всех сторон
и плавно вхож в таврическую сагу.
К холму Гурзуфа ты, в который раз,
к разбой-траве, малиново-колючей,
принёс распах художнических глаз,
любовной встречи полноцветный случай,
чтоб все пять дней вместить в просвет меж строк,
в просвет живых ворсин медовоцвета...
Вновь парусник спиральный хоботок
вонзает до упора в мякоть лета.
А твой зрачок опять скользит вперёд,
в пространства, - по верхам лилово-сивым.
И звон сердечной жиле придаёт
не статика, но суть - но суток ход
к полновоздушным вечности извивам...
* * *
Демон полдня движением страстным
отторгает скудение: «Брэк!»
Августовским оливковым маслом
протирает смарагд-оберег.
И стакан наполняя до края
неопознанным местным вином,
пьёт не в меру, не слыша, не зная
поучений – ни духом, ни сном.
Жарко-глиняный бражник зенита,
василиск, гуманоид, циклоп!
Голова твоя, Хронос, обрита
и широк вулканический лоб,
чтоб и клинопись, и пиктограммы
на упрямом вместились челе,
чтоб заветы отца Авраама
со стихом о змее и орле –
породнились с Волошинским гимном,
с ворожбой Мандельштамовых строф…
Демон зноя в язычестве дивном
воздымает излишества штоф,
чтоб опять сквозь стеклянные грани
приласкала в пространстве рука:
опасенья, снованья, гаданья
чада, зяблика и мотылька.
Цел летун-махаон! Не застрелен,
не изловлен хватательным ртом.
И лимонниц, и парусниц-фрейлин
сберегут воздуся на потом…
Что нам стоит – остаться живыми?
Надо просто с утра захотеть!
Демон Хронос – жестокое имя,
но нежна его ловчая сеть.