федор иванович просыпается заполночь,
думает, что сейчас двухтысячный.
вечно так, вечно так:
нельзя определить время.
федор иванович наравне со всеми
превращается в тишину.
— господи, я же сам выбрал себе страну,
я же в детстве стрелял рябиной
по тем, кто бездомных собак обидел.
я на твоей стороне, сын человеческий,
почему ты — вечно, а я — нет?
почему она вон тогда
внимательно чистила мандарины,
внимательно поправляла шаль,
внимательно смотрела,
как за дверьми истлевает снег,
но была так невнимательна ко мне?
помнишь раньше за несколько монет
можно было купить сахар-рафинад?
я возьму его с собой, чтоб у леты-реки
меня встретил советский ангел,
чтоб мы плыли с ним в белом как ночь челноке
мимо ада.
чтоб мы плыли туда, где воронье гнездо,
где в ситцевом платье мама,
где по телевизору князь гвидон
ведет "международную панораму".
чтоб мы плыли туда, где весеннее варево гроз
превращает тебя в листья.
отчего ты, господи, меня спас?
отчего ты, господи, понадеялся, что я выстою?
мне говорят: смотри, россия
надела жемчуга зимы.
вон там, вдали... мы лучше них,
вон там вдали не мы.
я говорю: смотри, россия...
в высоком яблоневом дыму
федор иванович выпил керосина,
и врастает в землю,
прадедами-подпоручиками
завещанную ему.