Злобный Пасквиль. Сказочка. Редакция 2

Илья Бестужев
* Произведение публикуется под таким названием по личному разрешению автора "Станислава Сальникофф", полученному в ходе телефонного разговора от 11.08.2016 года.
____


.На берегу речки Кастальки, берущей начало из старого копытного следа, с некоторых пор раскинулась большая деревня. Практически село, но церковь в нем так и не построили, поскольку никак не могли определиться, во что веровать и веровать ли вообще. А поскольку других водоемов, окромя речки Кастальки, в округе не наблюдалось, то воду приходилось брать из нее. Что и привело к определенным последствиям: деревенские стали изъясняться исключительно в столбик. Сами-то они к этому попривыкли, а вот пришлые испуганно крестились. До первой кружки местной водицы.
Разные люди приходили. Кто уходил, кто и насовсем оставался. Как-то раз через деревню проезжал отставной судовой механикус. Как он сказал, надоело ему машины перебирать в водах средиземноморских, мол, в машинах тех подшипники разлетаются и бьют больно по голове. Словом, решил он забыть моря далекие и вдохновение обрести. Взял себе фамилию новую (А чем он хуже купчины Краснобрюхова?. Кто разбирается в истории, поймет). Сколотил избушку, заместо хитона простынку у бабы Мани прихватизировал, которая ее сдуру сушиться оставила на ночь, ободрал смородину да малину на веночек, кифару соорудил из рогов коровьих и уселся на пригорочке. Всем говорил, мол, не поэт он ни разу, а рапсод. И, мол, не потому, что в рапсе сидит, а поелику знание сие есть великое и древнеэллинское. Словом, сидел наш рапсод и гундел что-то про богов античных. Попривыкли к нему деревенские. Да что там – сидит и гундит, кто хочет – слушает, кто не хочет – делами своими занимается.
Долго ли, коротко ли, но выписал наш рапсод себе рапсодию. Супружницу, в смысле. Супружница с ходу всем сказала, что кровей голубых, ручки работой не марает, и принялась прохожих сгонять крапивой рапсода слушать да нахваливать. И не дай Бог кто мимо пройдет да не восторгнется. Налетит панёнка корушном буйным, троллем пакостным назовет, да по пятам ходить будет и лаяться. И ладно бы только за это. Бывалоча, идет себе поэт с соседней улицы, где о рапсодушке и слышать-то не слышали. Встречает знакомца старого. И молвит ему: «Здорово живешь, Петрович! Как здоровьишко, как рыбалочка?». Петрович и ответить-то не успеет, как бежит панночка наша и на всю деревню: «Да ты с кем разговариваешь! Петрович твой сволочь первостатейная, хам, сплетник, тролль! Третьего дни мимо рапсода проходил и не умилился! А вот тебя первый раз вижу, но ежели с Петровичем лясы точишь, то сам такое же хамло!». Удивится поэт прохожий, спросит Петровича: «А это что за чудо в перьях?». И опять панночка вмест!
 о ответа: «Я никого не задеваю, а вот вы толпой собрались про меня беззащитную сплетничать! Сейчас как пойду к старосте, как напишу на вас жалобу, так повыгонят вас всех к чертовой бабушке из деревни!». Ну скажут ей «уймись, болезная» и решат, что на этом все. Ан нет. «Сударь Петрович! Кто вам, мерзким старикам, дал право травить меня, юную, красивую и талантливую! Да вы не знаете, что такое стихи вообще! Еще Геродот говорил… В то время, когда наши космические корабли бороздят просторы Тихого Океана!...». Петрович уже и на рыбалку сходит, и кота покормит, и рыбки на ужин пожарит, а панночка все стоит на улице и разоряется. Ох, ежели б только разорялась… Сколько не объясняли паненке, что либо «сударь», либо «Петрович» - не внемлет. Мол, это черта моя такая, в благородной Элладе все так разговаривают, а к вам, козлам старым, я меры приму.
После чего бежит наша панночка к старосте, дергает за колокол набатный и давай кликом кликать: «Ой лышенько! Ой что деется! Давеча шла по улице, никого не трогала, о рапсодушке своем рапсодии писала, а тут…. Идет Петрович, а с ним еще упырь какой-то, и про меня сплетни да небылицы плетут. Окружили меня и давай лаять матерно! Староста-батюшка, выгони ты их из деревни нашей стихушкино в китайщину далекую, в землю, Кху Ям именуемую! А не то разнесу слухи по всем окрестностям про мерзости блудодейные, троллингом и киберунижением именуемые». Староста почешет репу, выговор половине деревни выпишет. Не успеет сесть на лавку – обратно панночка бежит. Мол, видела еще одного хама злостного! Он с Петровичем здоровался! А на лице прямо написано было, что про меня сплетничает! Накажи и его тоже! А то что про меня говорят, что сама нападаю и лаюсь – так поклеп все это, батюшка, извести меня хотят вороги подлые».
Долго ли, коротко ли, но начали стихушкинцы осваивать чудо чудное, диктофоном именуемое. Как завидят панночку, сразу кнопочку жмут, «запись» называется. Призовет их староста за выговором, так сразу запись включают, из коей видно, что панночка сама прибежала и наругалась.
«Ой, все!, - возопила панночка, - Не осталось мужиков в селе нашем, все за мной записывают, как бабы последние!». Сокрушалась, выходила на площадь к колодезю и давай кричать что-то, что она «пародиями» называла. Вот так. Поздоровается Иван с Петром – панночка про Петра кричит, что бездарь тот, хам и сплетник. Кивнет Петр Василию – панночка тут как тут, мол и на Васе клейма негде ставить, и все они одна банда. А буде кто ее криками возмущен – тоже в бездари и хамы запишут, ибо панночкиными творениями надо токмо восторгаться. Сладили бы сообща, но панночка себе подруженек заводить начала. Пусть бездарных, зато голосистых. А уж как вместе соберутся – туши свет, не перетрындычить, будь ты хоть семи пядей во лбу.
В общем, воспринимали стихущкинцы паненку нашу как природное явление. Мол, есть дождик, есть туман, а временами повизгуха накатывает. Иногда так накатывает, что вещи пропадают, произведения и записи дневниковые. Так и повелось с тех пор. Даже рядом со знаком «гололед» стали вешать знак «повизгуха». Неприятно, но что попишешь. Такие нравы в Стихушкино. Бывало и страшнее. Вот например, по перволедку на Кастальке статую ставили. «Народный Пегас» называется. Вот там-то бои были… Стенка на стенку, улица на улицу… Но об этом вдругорядь сказ будет.

P.S. Всякое сходство героев сказки с какими бы то ни было реальными людьми – случайное совпадение. Как говаривала одна горизонтальная знакомая летописца: «Если кто-то себя узнал – это исключительно его проблемы». А поелику реальные люди здесь не описываются - не фиг строчить слезницы в службу надзорную, на п. 3.3. жалясь.