Сердце избито книжными полками,
На которых, пыльно томясь, стояли наши самостоятельно написанные драмы,
Дым, смог и Ассаи.
Анну он чуть насильственно
Опускал на стул, когда она начинала звенеть, как колокольчик.
Она нравилась ему ,это абсолютно точно
Она называла себя
Тургеневским выродком,
Есенинской страдалицей,
Личность незаурядная: то напьётся,
То Богу покается,
И, конечно, напьётся потом снова.
Моему сердцу дана пощёчина
грубой рукой Маяковского -
За мою провинциальную надменность
И что люблю не по ГОСТу я.
Меня зовёт к морю Бродский,
Нарезает, как масло на хлеб, волны,
Заряжая каждую клетку
Словом "помню".
И, ракушку к уху приложив,
Оттуда тебя только пошлют к черту,
Словно по «какбудтке» ты жизнь прожил.
Современная Анна кинется уже не под поезд,
А под маршрутку
Между вечером и ночью промежутке,
И старый, от хмельного одуревший водитель несколько совсем опешит
И скажет, что она так и лежала.
Мой предел морали - чуткая Барто,
И если бык качается, то что-то с ним не то.
Угрюмо напивается,
С мужчинами на лавочке играя в спортлото.
Книги шепотом каются,
Мол, простите, мы не хотели,
Лучше в костре нас сожгите,
Чем в эпохальной метели.
В вашей людской манере
Нам уже места нет.