Что, собственно, ищу я в поэзии, в каждом из прочитанных стихотворений? Ищу неповторимое выражение (единственное!) предмета, явления, мысли, чувства, настроения…
С годами ищешь такие произведения (и с радостью находишь), которые ЛУЧШЕ всех других транслируют мне что-то: гул поезда, запах грибов, холод космоса, отчаяние разлуки, ночь с ливнем… Продолжать можно бесконечно.
И вот ты «коллекционируешь», собираешь вокруг себя единственные своего рода стихи. Иногда только одно, иногда их собирается вокруг искомого предмета несколько.
И если бы мощное желание, не лень, то можно было собрать некую антологию, вмещавшую бы неповторимое.
Правда, налёт субъективности в ней всё равно чувствовался бы, но и страшного в этом ничего нет.
Например, ощущение тишины после промчавшегося мимо тебя поезда (где-нибудь на путях в лесу, вдалеке) мощнее всех, по-моему, передал Алексей Прасолов в стихотворении «Лес расступится – и дрогнет»:
Лес расступится – и дрогнет,
Поезд – тенью на откосах,
Длинно вытянутый грохот
На сверкающих колёсах.
Раскатившаяся тяжесть,
Мерный стук на стыках стали,
Но, от грохота качаясь,
Птицы песен не прервали.
Прокатилось утихая,
И над пропастью оврага
Только вкрадчивость глухая
Человеческого шага.
Корни выползли ужами,
Каждый вытянут и жилист,
И звериными ушами
Листья все насторожились.
В заколдованную небыль
Птица канула немая,
И ногой примятый стебель
Страх тихонько поднимает.
Я не находил в русской и мировой поэзии шедевра, равного стихотворению Прасолова, так точно передающего «звериную» тишину после грохота грузового состава… Я могу предполагать, что – ПОКА. Что, может быть, я встречу стихотворение еще более живописное, неповторимое.
Порой два или даже три стихотворения олицетворяют гениально для меня ЧТО-ТО.
Так произошло в поисках поэтического изображения лесной дороги. Лучшими воплощениями её стали для меня стихотворения Н. Рубцова «Старая дорога» и А. Майкова «Пейзаж». Приведу втрое частично:
Люблю дорожкою лесною,
Не зная сам куда, брести;
Двойной глубокой колеёю
Идёшь – и нет конца пути…
Кругом пестреет лес зелёный;
Уже румянит осень клёны,
А ельник зелен и тенист;
Осинник жёлтый бьёт тревогу;
Осыпался с дороги лист
И, как ковёр, устлал дорогу…
Идёшь, как будто по водам, –
Нога шумит… а ухо внемлет
Малейший шорох в чаще, там,
Где пышный папоротник дремлет,
А красных мухоморов ряд,
Что карлы сказочные спят…
Так меня тукнуло (я вздрогнул) после прочтения «Бегства» Михаила Анищенко. «Вот так гаснет наш пыл, затухают страсти, немногого стоят слова. Так было и со мной». И олицетворением МОЕЙ ночи и утренних страхов и слабости стали строчки Михаила:
От квартир унылых и от буден
Выбросили верный ключи.
- Жить теперь по-новому мы будем?
- Будем! – откликался я в ночи.
Тополя шумели у причала,
Теплоход спасительный кричал.
- Мы с тобою всё начнём сначала?
- Да, начнём! – тебе я отвечал.
А потом мы долго говорили
И в ночи надеялись всерьёз,
Что навеки вечные уплыли
От нескладиц, недругов и слёз.
Выпили. Поплакали. Попели.
Много слов несказанных нашли…
А наутро разом отрезвели
И на первой пристани сошли.
Долго ожидали теплохода.
Сиротели. Делались собой.
И ночная глупая свобода
Утекала с утренней водой.
Не правда ли, что ищем мы в поэзии прежде всего уникальности, неповторимости выражения чего бы ни было? И поэтому нам так нехорошо от затёртого, избитого, банального.