перевод с испанского
Федерико Гарсиа Лорка (1899-1936)
Тамар и Амнон
Луна скитается в небе,
кружит над горной долиной.
Из пасти летнего зноя
доносится рык тигриный.
Тугие нервы пустыни
железом давят на плечи,
и стелется рыжей шерстью
кудрявый воздух овечий.
Как зубья пилы на теле,
сочащейся раны мета,
и мёртв горизонт, пронзённый
стрелой палящего света.
Тамар послышалось ночью,
что в горле птицы запели.
Звучат ледяные бубны,
и голос лунной свирели.
И юной пальмы стройнее,
встаёт на краю балкона,
давая коснуться ветру
своей груди обнажённой.
Тамар у перил балкона
поёт в тишине, нагая,
а рядом с принцессой стынет
замёрзших голубок стая.
Амнон, худой и высокий,
глаза устремил на стену.
Взвивается чёрный волос,
клокочет на бёдрах пена.
Глядит на сестру в молчанье
глазами полными стона.
Мечта безумная зреет
в его груди воспалённой.
Тамар перед ним сияет
своим обнажённым станом,
и отблеск сиянья виден
на лике луны чеканном.
Под утро Амнон в постели
лежит, не прикрыв зеницы,
где волны страданья плещут,
где крыльями машут птицы.
Песком красно-бурым сёла
тревожный рассвет заносит;
то взоры лучей на розы,
то на георгины бросит.
Сухие недра колодцев
безмолвие льют в кувшины.
Звучит прелюдией смерти
недобрый шорох змеиный.
Амнон, измождённый, стонет,
мечась на постели белой.
Горячий бред лихорадки,
как плющ, обвивает тело.
Тамар в тишину алькова
вошла, неслышно ступая,
прозрачным дыханьем утра,
ручьём голубым Дуная:
«Тамар, зарёй ослепляя,
прильни к моему изголовью!
Воланы твои на платье
моей окрашены кровью!» –
«Оставь меня, брат! Не трогай
губами жаркими спину!
Как будто жужжит над нею
безжалостный рой пчелиный» –
«Тамар, твои груди скользки,
как две золотые рыбки,
а кончики нежных пальцев
в цветок превратились гибкий».
В просторных конюшнях царских
гнедые кони заржали.
Под яростным солнцем лозы
склонились в немой печали.
Уже разорвано платье,
и тёплой струйкою алой
на вышитом царском шёлке
рисуют следы кораллы.
Какие горькие крики
взметнулись великим стоном!
Какое множество туник
запело кинжальным звоном!
Чернеют хмурые лица,
как будто увиты крепом,
и бронзой мерцают бёдра
под мёртвым каменным небом.
И возле Тамар цыганки
с цветущей розы руками
росу собирают, плача
над сорванными лепестками.
В закрытых альковах кровью
залиты белые ткани.
Проснулись гроздья и рыбы
под флейты рассветной рани.
Вскочил на коня насильник,
стреляют солдаты с башен;
Спасаясь от мести, скачет
Амнон, безумен и страшен.
Откликнулись дальним эхом
четыре звонких копыта,
и струны Давид разрезал
на лютне своей разбитой.