Глава первая повести "Мостовые твои"
Вдали от дома жить мне уже доводилось. Сначала был санаторий для детей с трудностями опорно-двигательного аппарата. Папе, как партийному функционеру первого звена и хозяйственнику, полагались какие-то льготы в системе санаторно-курортной иерархии тех лет. И вот в начале моего восьмого класса (как раз во время непростого периода адаптации в новой школе с повышенными требованиями практически по всем предметам) папке досталась драгоценная путёвка в Евпаторию, в санаторий для детей-"инвалидов детства".
Жить предстояло в особенных условиях с лечением и обучением в санаторной школе в Крыму. Не помню, чтобы всё это вызывало во мне восторг, но ехать было надо.
- Викачка, - (с ударением на среднем "а" - моя новая "кликуха" в новом, полюбившемся мне классе, с новыми, мгновенно вошедшими в душу друзьями), - писала моя Галка, сразу же и бесповоротно внедрившаяся в мою жизнь, школьная подруга.
- Ну, как ты там? Давай закругляйся! Здесь такие дела творятся! - и далее, на пяти листах убористого красивого почерка описывались подробно все происшествия, анекдоты, забавные диалоги моих школьных друзей.
Стоит ли говорить, как сердце моё рвалось назад в мою новую замечательную школу! Как письма эти помогали мне жить вдали от дома, впервые покинутого ради ванн, грязей и массажей, ненавидимых мною с детства!
Через год случилась ещё одна длительная поездка, на этот раз в Таллинн, к моему любимейшему дяде Аркадию. На самом деле, он был папиным племянником, сыном одного из многочисленных папиных братьев, чудом уцелевшим во время немецкой оккупации. Дядя Аркадий был эрудированным эстетом и очень тёплым человеком! Сделав блестящую по тем временам карьеру для парнишки "без рода и племени" в Эстонии (дядя был главным механиком Таллинской судоверфи), он обожал свою семью, свою работу, свой город и был для меня "человеком-праздником"!
- Витька, сегодня у нас с тобой визит к профессору (родители привезли меня на консультации к местным "медицинским светилам"), а потом - по барам, по барам, по барам! - смеялся дядька так заразительно, сверкая своей белозубой улыбкой и обдавая меня, очарованную его мужской харизмой, запахом дорогого парфюма.
Дядя таскал меня по всем ночным клубам Таллинна, по барам и даже стриптизам, предусмотрительно усадив "ребёнка" спиной к сцене (как будто это могло быть превентивным действием!).
- Понимаешь, это - Европа! А у тебя должно быть нормальное взвешенное отношение к "свободному миру", а не "пионерский обморок" - пояснял дядя свою позицию. Господи, как же я была благодарна ему за это наставничество, за то, что он видел во мне личность и уважительно относился к ней!
- Опять водил ребёнка "в свет"? - укоризненно спрашивала его на пороге их элегантной квартиры моя умная тётя Белла, когда мы вваливались глубоко под вечер домой, неся на лицах ещё не остывший жар джазовых композиций и запах кофеен... Тётя Белла была профессором математики в Таллиннском университете и имела другой, несколько отличный от дядиного, взгляд на воспитание.
Парочка месяцев вдали от дома, в гостях у моего великолепного дядьки, взрастили во мне такую жажду познания и путешествий в неизведанное, которая ещё и по сей день даёт мне запал и удовольствие от брожения по миру!
Ну, а теперь, когда поезд набирает ход, на верхней полке купе, так хорошо лежать и предаваться мечте: какая ты, Москва? Как ты встретишь меня? В кармане, вместе с "пятёрочным", но "без медальным" аттестатом, лежит адрес Приёмной комиссии. И всё.
Чемодан был тяжёлым. Вместе с чемоданом было довольно трудно добираться на метро, а потом - на трамвайчике. Но вот все трудности позади, и передо мной - восхитительно-прекрасное историческое здание мечтанной Бауманки!
- Оставьте чемодан здесь и пройдёмте в кабинет декана! - как-то странно глядя на меня и на мою недоразвитую ногу, говорит секретарша.
- Понимаете, в чём дело, - объясняет мне декан факультета, того самого-самого, куда направляло стопы моё честолюбие и любовь к квантовым явлениям физики, - у нас достаточно высокие требования к физической культуре. Да, я понимаю, что у Вас в аттестате – "пятёрка".
- Но нам бы хотелось, чтобы наша врачебная комиссия подтвердила Ваш потенциал обучаться у нас.
Бесконечные коридоры, голова уже не соображает, где, в каком здании, в каком крыле я нахожусь, где та комнатка секретарши, где оставлены все вещи и остальные документы...
В большой комнате с высокими "венецианскими" окнами за круглым столом - несколько человек в белых халатах. Медкомиссия.
- Как Вы себе представляете обучение в таком тяжёлом вузе, как наш, с повышенными требованиями к физподготовке? - вопрос застал меня врасплох... Об этом я как-то не подумала...
Но раньше, чем я успела промычать в ответ что-то невразумительное, председатель комиссии, строго сверкнув очками на её остальных членов, вдруг сказал, как отрубил:
- А что такого сверхъестественного? Будет ходить каждый день по стадиону шесть кругов шагом. Но каждый день. В любую погоду. До того, как начинаются занятия. Вот вам и норма физической подготовки!
И повернулся ко мне:
- Осилишь? Соглашайся! У нас ещё не было такого прецедента. Будешь первооткрывателем новых норм ГТО (Готов к Труду и Обороне - комплекс нормативов по физподготовке во времена моей юности)!
На крыльях неожиданной удачи я влетела в секретариат приёмной комиссии почти "под занавес" - успела получить направление в студенческое общежитие на правах абитуриентки и рванула по указанному адресу!
Студенческий городок на Лефортовском валу представлял собой собрание очень старых зданий, давно не ремонтированных, с обильной популяцией мышей и крыс, но это был мой студенческий городок, моё общежитие, первая ступень к моей, вымоленной у судьбы, учёбе!
В первый же вечер, купив в находящемся по соседству гастрономе кусок китового мяса за 60 копеек, пожарив его на взятой взаймы сковородке и вкусно поужинав, я отправилась на верхний этаж в поисках пианино, как мне сказали, находящегося там в ожидании таких, как я - побренчать, попеть, "чтобы душа развернулась и свернулась"...
Пианино было в приличном состоянии, документы лежали в приёмной комиссии, китовое мясо - московский деликатес - оказалось удивительно вкусным и сытным, так что песни лились одна за другой, я орала их громко и самозабвенно и вскоре вокруг уже стояла кучка любопытствующих студентов и подпевала, что знала, из моего богатого репертуара:
Ах, Арбат, мой Арбат, -
ты моё Отечество!
Мостовые твои
предо мной лежат...
(Продолжение следует)