Исшёптанный завет становится тобой,
как на безгорье боль - мучительной мужчиной
с нанизанной на свет жевательной губой
и скрытой под рекой живительной морщиной.
Просеивают вдох синайские шмели
исполненные уст зияющих постами.
Сведут они меня с испорченной земли,
где лилии ещё гноиться не устали,
и сныть ещё течёт коровьей слепотой,
и лавровая падь не вся окаменела,
и винный лабиринт до жути молодой
взбирается стремглав до плотского предела.
Проникнувших насквозь переплетенье стен
к укромке яровой неиссекомой плоти -
о миноносный тавр! о биглеватый бен! -
не вздумайте щадить, иначе пропадёте.
А ты уже ступай дорогой немотод,
пока еще в себе твой путеводной слепень.
Когда тебе шмелей до брюха наметёт,
считай, что возведён в приемлемую степень,
и выщерби со лба случайную щепоть,
почуй как иордань исходит ветхим дымом,
как выжигает вкось пунцово-крестный пот
минутное тавро на всем необходимом.