Я все больше устаю от людей,
И топлю свою усталость в вине,
Но я вязну, точно муха в слюде,
В каждом вдохе, обращенном ко мне.
И я брезгую плеча и руки,
Как иные избегают змеи,
И мне страшно, если хвалят стихи,
И страшнее, если хвалят – мои.
И тогда я ухожу далеко
В край, где берег непокорен и мглист,
Где вонзается зеленым клинком
В поднебесье межевой кипарис.
А в корнях его земные дары,
А за ним без разрешений и виз
Всех двуногих ожидает обрыв,
Путь крылатых – невесом и искрист.
И вращается неспешно над ним,
И кивает головами святых
То великое, что вечно виним
В неудачах и обидах своих.
И в безмолвном соучастьи его,
Словно в чае рафинада кусок,
Растворяется усталость, и вот
Я опять непостижим и высок.
И, смывая подсердечною ржу,
Мёд поэзии в аорте поёт,
И на смертных я без страха гляжу,
Сознавая превосходство своё.
Но и это всё тщета, всё не так,
Но и это – обольщенье и ложь,
Нет ответа, только тень от креста,
Ходишь в кожах или сделан из кож.
Эта слава, этот блеск и почёт,
И червонец не разменян и жёлт,
Жизнь неверная сквозь пальцы течёт,
Лишь усталость никогда не солжёт.
И впервые в этой странной судьбе,
На нечёсаной стезе кочевой
Я останусь и поверю себе,
Сознавая, что поверил в Него.