Мне кажется, Джей, что я еду сто двадцать лет.
Последних полвека шарахаюсь в поездах.
В соседний плацкарт проводница несёт омлет,
покрывшийся корочкой льда. Наше дело — швах.
В соседнем вагоне с утра наливают чай,
потом наливают водки, потом вина,
потом, по спине похлопав, пыхтят «прощай».
На богом забытой станции — тишина.
И я выхожу, курю и смотрю: вагон —
коробка для тел, погремушка моих богов,
сплав соли и стали, набитый битком фургон,
цыгане, тарелки, брелки, серебро и плов.
Окурки мои прожигали б, пожалуй, лёд,
когда б не тонули в вокзальных глухих плевках.
А поезд, урча, то ползёт, то летит вперёд.
Вот только мне, Джей, не доехать к тебе никак.
Их было четырнадцать тысяч — я всё посчитала: бед,
трещоток и песен, туманов, дождей, дорог.
Снегов и дождей. И я еду сто двадцать лет.
Сто двадцать. Наверное, Маркес бы так не смог.
15 января 2015.